HELLO! представляет первую съемку художественного руководителя балета Большого театра с женой, балериной Большого Марией Прорвич, и детьми после нападения, совершенного на него в прошлом году. Сергей рассказал редактору журнала, как они пережили этот год вместе.
В его "ведомстве" премьера за премьерой. Недавно с большим успехом на сцену вернулся шедевр Юрия Григоровича "Легенда о любви", а в скором времени начнется работа над новыми оригинальными спектаклями, которые Филин задумал давно: "Гамлет" и "Герой нашего времени". Рабочий день Сергея Юрьевича длится с 10 утра до 22 вечера, и послаблений он себе не позволяет, несмотря на то что теперь вынужден носить темные очки и время от времени уезжать в Германию для очередной операции. Напомним, что в январе прошлого года "оппоненты" худрука балета Большого театра учинили над ним расправу, плеснув в лицо кислотой. Преступников осудили, а Сергею Филину пришлось серьезно заниматься здоровьем.
Он перенес более 30 операций на лице и глазах, которые пострадали больше всего. Как он сумел выдержать все это, откуда взял силы, об этом дано знать только его близким: маме, сестре, супруге - балерине Большого Марии Прорвич... Мы встретились с Сергеем и Марией в воскресный день в их родном Большом театре. Сергей Юрьевич - воплощение оптимизма и бодрости. Светлый, открытый человек. Наблюдать за тем, с какой любовью и теплотой он относится к своей "Машеньке", как умеет ненавязчиво приструнить сыновей, было для всех нас удовольствием. Вся моя жизнь - балет, - говорит Сергей Юрьевич и продолжает: - А смысл жизни - семья. Я понял, что ничего дороже у человека на самом деле не может быть.
Сергей Юрьевич, семья у вас замечательная, но есть еще и балетная труппа, которая поддержала вас своими творческими достижениями. Вы эту поддержку оценили?
- Поддержала и продолжает поддерживать! И я это очень ценю! Могу сказать, премьеры, гастроли - все было проделано хорошо. Артисты максимально сконцентрировались, старались не обращать внимания на то, что творилось вокруг театра. Сейчас атмосфера в коллективе спокойная, рабочая. У нас, на мой взгляд, установился прекрасный баланс: мы продолжаем традиции, возвращаем спектакли золотого фонда театра, такие как "Иван Грозный" и "Легенда о любви" Юрия Григоровича, и в то же время не стоим на месте, экспериментируем, рискуем, приглашаем иностранных хореографов. Я считаю, что наша верность традициям как раз и дает нам право на поиск и даже на ошибки.
Не может ли стать ошибкой, например, балет "Гамлет" режиссера Деклана Доннеллана и хореографа Раду Поклитару? Предыдущий спектакль этих постановщиков "Ромео и Джульетта", как пишут, заставил потомков композитора Прокофьева отказать им в праве на его музыку чуть ли не пожизненно.
- Доннеллан и Поклитару поставили замечательный спектакль, который вызвал положительные эмоции даже у консерваторов. Проблемы с наследниками касались лишь ошибок своевременной координации и договоренности. Я уверен, что наш "Гамлет" с музыкой 5-й и 15-й симфоний Шостаковича обречен на успех. Это спектакль, который я давно мечтал увидеть на афише Большого. Предательство - очень актуальная тема в наши дни, и будет интересной задачей выразить это языком танца.
Вот говоря о предательстве, вы не рассматривали в этом ключе поступок некоторых коллег, подписывавших письмо в защиту человека, который напал на вас? Как вы строили отношения с ними, когда вернулись в театр?
- Дело в том, что многое в этой ситуации трактуется неверно. Сотрудники театра, которые подписывали это, наверное, еще не знали всех фактов и доказательств, которые были впоследствии предъявлены. Может быть, им было трудно поверить, что рядом с ними находился человек, способный на преступление. Мне сложно об этом судить в любом случае - меня ведь тогда не было в театре: кто собирал эти подписи, действительно ли их подписало то количество, которое называлось?
- Может быть, не знаю. Я никогда не интересовался этим. У меня не было желания выяснять фамилии, спрашивать: "Почему?" И по отношению к себе ни с чьей стороны я не чувствовал напряженных взглядов. Наоборот, у нас сейчас сплоченный коллектив. Мы одна команда, у каждого свои цели, но все работаем на один результат, решаем творческие задачи вместе с нашим генеральным директором Владимиром Георгиевичем Уриным.
Одна из самых ожидаемых премьер - "Герой нашего времени", которую поставят хореограф Юрий Посохов и режиссер Кирилл Серебренников. Учитывая имя режиссера, без провокаций не обойдется?
- Сегодня все ждут провокаций... Пригласить режиссера было прежде всего желанием Юры Посохова. Он хотел, чтобы спектакль был более глубоким, ярким в режиссерском смысле. Непохожим на обычный балет. Я предложил Кирилла Серебренникова - так как, на мой взгляд, он именно тот человек, который способен это сделать. Мы взяли три новеллы: "Бэла", "Тамань" и "Княжна Мери". Композитор Илья Демуцкий по заказу режиссера написал музыку, и с начала декабря мы уже приступаем к работе.
Вы работаете в полную силу. Помимо работы в театре вы беретесь за режиссерскую работу в сложнейших проектах. Почему не жалеете себя?
- Я люблю то, что делаю! Яркие премьеры, дебюты в Большом, успехи детишек на конкурсе "Щелкунчик приглашает" (он проходит в Екатеринбурге, я являюсь председателем жюри конкурса); Kremlin Gala "Звезды балета ХХI века", над которым мы работаем с моим другом - продюсером Михаилом Шейниным и где участвуют выдающиеся артисты балета со всего мира; международные фестивали и многое другое - все это хочется делать еще интереснее и сильнее! Это и есть моя жизнь! И как можно себя жалеть?!
Мое общее состояние, слава богу, позволяет делать почти все, что я делал прежде. Единственное, что я не могу, - сам выйти на сцену, но с ней я попрощался давно. Главная проблема сейчас - конечно, зрение. Глаза получили очень значительные повреждения. Врачи делают все возможное, но у них не так много практики лечения глаз, обожженных кислотой. Сколько еще операций мне предстоит, никто предсказать не может. Но я не теряю надежды. Ни в коем случае не сдаюсь и живу с девизом "Только вперед!".
- Эти очки несут защитную функцию. Они задерживают световые лучи и ограждают глаза от внешних нежелательных воздействий: осадков, ветра, пыли... Я могу их снять и сейчас... (Снимает.) Но если бы кто-то мог увидеть мои глаза без очков, не думаю, что это доставило бы им удовольствие. Особенно правый глаз.
Самое печальное, что обязательно найдется человек, который скажет: "Он скрывает за темными стеклами, что все не так уж плохо".
- Я уже перестал обращать внимание на то, что говорят. Всегда что-нибудь говорят. Те, кто так легко обо всем судит, видимо, не представляют себя на этом месте.
Взаимоотношения между людьми в театре - тонкая, сложная материя. Владимир Урин, с которым вы работали в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, как и сейчас, в тандеме "гендиректор и худрук", признавался, что не был очень счастлив тому, как вы ушли из театра. Из его слов следовало, что за вами в Большой перешли артисты, которые были важны для него. Получается, что какой-то осадок с тех времен остался?
- Что касается моего ухода из театра Станиславского, меня действительно попросили не забирать с собой артистов. Я - человек слова и обещания не нарушил. По прошествии времени мне позвонил директор балета театра Станиславского Зураб Александрович Сахокия, с которым мы дружно работали и всегда доверяли друг другу. Он сказал, что я могу пригласить в Большой тех танцовщиков, которых сам когда-то привел в театр. Я никого не переманивал.
Хорошие артисты в каждом театре на счету. Заполнять эти пустоты, когда они уходят, сложно. Понимая это, я не мог позволить себе разрушать то, что создавалось, в том числе и моими руками. Тем более что в театре Станиславского была максимально комфортная для творчества обстановка, теплая, почти семейная. И только когда сами артисты стали неоднократно обращаться ко мне с просьбой о возможном приглашении их в театр, я принял решение разрешить им прийти на официальный конкурс в Большой.
Сегодня, если бы было возможно отмотать пленку назад, что-то изменить, пойти на уступки, от чего-то отказаться, чтобы не дошло до такой крайности, как это нападение, вы бы сделали это?
- Если говорить о моих действиях в качестве руководителя, то могу сказать однозначно: "Нет". Я отвечаю за все свои решения, которые принимались всегда коллегиально и с одобрения генерального директора театра. Соглашаясь на эту должность, я не думал о квартирах, машинах, каких-то привилегиях, которых и не имел. Все, в чем меня обвиняли, - ложь, и если бы у людей были доказательства моих злоупотреблений или аморального поведения, им не пришлось бы прибегать к кислоте.
В балетной труппе Большого на тот момент сложилась непростая ситуация - мне это было небезразлично, и я точно знал, что и как нужно менять. Но дело в том, что у меня может быть одно видение развития театра, у кого-то - другое. За свои убеждения приходится биться - я был к этому готов. Но представить, что придется расплачиваться здоровьем, я, конечно, не мог. Зрение - это слишком высокая цена.
- Лучше спросить, как выдержала это моя мама, осознать это просто невозможно. Первые три-четыре месяца, находясь в клинике в Германии, я не мог спать вообще. Когда я ложился, у меня в голове и в глазах начинался какой-то острый нервный зуд, он накатывал волнами, и это ощущение не давало мне возможности отключиться и заснуть. Пока я пытался найти более или менее удобное положение тела, проходило полночи, а потом наступало утро и надо было уже вставать.
Я этого раньше никогда не рассказывал, поскольку даже вспоминать об этом мучительно. Если бы не мои близкие: Машенька, ее любовь и преданность, моя мама, мои дети, родная сестра Лена, родители Маши, друзья и все те люди, которые прилетали ко мне просто, чтобы сидеть со мной, отвлекать разговорами, - я, может быть, и не справился бы. Их тепло и любовь придавали мне сил.
Что было самым тяжелым в тот период? Хотя очевидно, что таких моментов было много.
- Да, таких моментов было много. Но тяжелее всего, наверное, было открыть глаза и не увидеть родных. После одной из операций, на которую возлагались большие надежды, мне пришлось месяц, наверное, жить с зашитыми веками. Я очень ждал, когда швы снимут. Вся наша семья собралась в больнице в Ахене, все морально готовились... Мне открыли глаза и... ничего. Дети поняли, что я не вижу, но старались не подавать виду, пытались быть веселыми, бодрыми...
Я всегда был для них опорой, а теперь они должны были подставить мне плечо. Они держали меня за руки на улице, помогали переступать через бордюры, подниматься по ступеням: "Папочка, папочка..." Пережив такое, очень трудно не измениться внутренне. Всякие вещи происходят в жизни, и в самый трудный момент важно иметь рядом с собой близких людей. А для этого ты сам должен быть для них близким: уделять больше внимания, постоянно показывать им, как они для тебя важны и дороги.
- Планы у нас всегда одинаковые. 31 декабря в театре традиционный "Щелкунчик", после спектакля мы быстро едем на дачу к праздничному столу. Слушаем по ТВ поздравительную речь президента, ждем подарки от Деда Мороза, говорим пожелания. Для меня, конечно, самое главное сегодня - это стабильное зрение. Это то, чего, я думаю, мне будут желать все мои родные и близкие.
И не только близкие. Сергей Юрьевич, спасибо вам за интервью.