Кино — это иллюзия, которая живет, пока не кончится пленка, не погаснет свет в зале или не выключится экран твоего стриминга. Поэтому в кино Гаспар Ульель будет жить всегда. Поэтому в то, что где-то там, после трагедии на склоне, его действительно больше нет, поверить особенно сложно.
У живого, не иллюзорного Ульеля я брала интервью дважды — хотя “интервью” в традиционном, романтически-идеальном смысле слова назвать это сложно. Не обстоятельный разговор, где герой расслаблен и готов пускаться по волнам памяти. Не обложка журнала и все время мира на то, чтобы после расшифровки снова позвонить, уточнить, сверить факты. Какие-то 20 минут разговора плюс молниеносный фотосет на крыше отеля. Гаспар и режиссер Бертран Бонелло привезли в Москву фильм под названием “Сен-Лоран: Стиль — это я”. Ульель — конечно, Сен-Лоран и сам себе стиль. Одет с иголочки, учтив и предельно профессионален. Куда нужно – встал, на открытую крышу под ледяную морось вышел, спокойно сел за стол. И ответил на каждый заданный вопрос так, словно все время мира в запасе и было. Невзирая на трудности перевода (с русского на французский и обратно) и жесткий тайминг.
Уже позже по отзывам других журналистов — российских и зарубежных — я узнаю об этой основательности, с которой он относился ко всему, что делал. Без легковесной игривости vivre sa vie, которую привыкли приписывать французам, но и без чрезмерного позерства и не дай бог снобизма. Он поступательно и спокойно отвоевывал себе место в национальном и мировом кино, кажется, ни разу не повторившись. Романтический герой из “Долгой помолвки” Жан-Пьера Жене — и опасный молодой Ганнибал Лектер. Великий кутюрье Сен-Лоран, человек-маска — и ранимый писатель Луи на грани смерти из “Это всего лишь конец света” Ксавье Долана. У него два “Сезара” и послужной список с именами лучших французских режиссеров на титрах. Даже знаменитую рекламу аромата Chanel — и ту он снимал с самими Мартином Скорсезе и Джеймсом Грэем. Лучшее для лучшего.
Его привыкли считать образцом французского homme fatale — киногеничного красавца с червоточиной. Косая сажень в плечах и идеальная осанка, шрам на щеке, он же его шарм. Это все есть, это все действительно так. Но в ретроспективе, при взгляде назад по такому трагическому поводу, он кажется гораздо больше всех навешанных на него ярлыков. Шире сыгранных им писаных красавцев, храбрых рыцарей и опасных маньяков. Богаче своей прославленной поэтами и классиками родины. Наверное, потому, что несмотря на свою элегантную “французскость”, стереотипы про современников разбивал одним лишь видом. Он был французом из какого-то другого века, другого сюжета, героем застывшего времени.
Второе наше интервью случилось во время Берлинского фестиваля, словно бы еще больше на бегу. Гаспар играл писателя-самозванца из довольно странного кино “Ева”, где что он, что Изабель Юппер просто жили на экране — тоже гораздо ярче их выкрашенных блеклыми красками героев. Разговор с Изабель стоял первым, Гаспар был “назначен” на завтра. Сдвоенные интервью журналистов из разных изданий сменялись одно за другим, пресс-агенты сверяли списки и тайминг — а в комнате отеля с закусками и кофе Ульель, освободившись на время от своих интервьюеров, общался с прессой и спрашивал у каждого, как дела. Поведение для подобных джанкетов удивительное. Обычно это — конвейер, расписанная по минутам гонка, в которой только успевают открываться и закрываться двери и включаться диктофоны. Но у него снова было все время мира: и для кофе-брейка и для — это всегда заметно — искреннего интереса к тому, что окружает.
Интервью на следующий день он также “отработал” на высшие баллы. Говорил уже по-английски, почти без акцента. А на вопрос, хочет ли вновь вернуться в большое кино в Голливуд, осторожно подбирая слова, ответил: “Не хочется играть однотипных героев, а хочется интересных ролей, вызовов, нового”.
В этом году в марте у него как раз должно выйти новое: в сериале Disney+ “Лунный рыцарь” он играет антагониста, и это одна из последних его ролей. Он наверняка только выиграл бы от этого засилья онлайн-платформ и добился бы такого же признания в Штатах, как и в родной Франции. Наверняка бы попал в какой-нибудь топ-10 Netflix с очередным национальным хитом — ведь платформы стирают границы, при которых он начинал свою карьеру в кино и которые ему (даже ему) иногда мешали. Наверняка завоевал бы еще один — третий по счету — “Сезар”.
Он все делал основательно и ко всему шел своим, очень интересным, путем. Но на трассе и склоне остановок и тормозов не признавал. Любил мотоциклы, обожал лыжи. Удивительно. И очень грустно: все время мира именно там для него так внезапно и закончилось.