«Музыка, шоу-бизнес — это дело молодых» — ваша цитата в одном из последних интервью, которые вы так редко даете. Другая ваша цитата: «Ни у кого не получается уйти вовремя — это самое больное место нашей эстрады». В этой связи интересно: если сравнить российский и европейский, американский шоу-бизнес, который вы знаете хорошо, список максимально узнаваемых «народных» звезд у нас, то это все-таки 50+. Никакого эйджизма. Констатация. Вообще это закономерность, или у нас есть какие-то особенности? Почему все, кого мы хорошо знаем на сцене — серьезные и возрастные мастодонты?
Я не совсем согласен. Да, конечно, хотелось бы, чтобы появлялось большее количество звезд ежегодно. Но они и появляются. И Джонни появился, и Егор Крид, и Люся Чеботина, наша выпускница с «Новой волны». Когда-то в таком качестве был Сергей Лазарев, Дима Билан, Нюша. Сейчас это уже опытные артисты… Кто-то набирает обороты, но Дима Билан и Сережа Лазарев — это мощнейшие фигуры.
Вы это предвидели в начале? Была интуиция?
Были какие-то намеки, но сказать, что это будут звезды такого масштаба, я не мог тогда. Через «Новую волну» прошла Полина Гагарина и Ира Дубцова. Так что имена появились, и они взрослеют. Ну да, есть 50+. То, что популярная музыка, написанная и исполненная для молодежи, должна сочиняться и записываться молодыми людьми — это тоже факт для меня. У них совсем другой взгляд, совсем другое восприятие. И по-другому все сложено. Я впервые столкнулся с этим на «Фабрике звезд», когда стал работать с молодежью. Они, кстати, считали, что у меня учатся, а я понимал, что это я учусь у них. И в этой синергии моя фабрика получилась удачной. Не хочу себя хвалить, просто у меня такие ребята получились — и интересные, и творческие. Понятно, что не без сложностей был этот проект, но это мое первое столкновение с молодыми с такой разницей в возрасте, и оно оказалось достаточно успешным. Музыка и стихи должны рождаться в свободе. И я им дал эту свободу — из той фабрики вышло много хитов, много звезд. Кто-то реализовался больше, кто-то меньше. Тимати, например, целое направление подхватил. До него в рэпе был известен только, вероятно, Богдан Титомир — очень популярный, собирающий в свое время «Олимпийский». После него рэп не особо прижился. И вот на моей «Фабрике» с Тимати и из их с Джокером банды это направление возникло вновь. И уже после «Фабрики» существует, а ведь прошло уже больше 20 лет. И каждый год — новые имена, которые востребованы у молодежи.
В мире много разных школ актерских, музыкальных, но, если вы посмотрите на действительно сильных актеров и исполнителей, то это люди, которые вообще нигде не учились. И зачастую, по своему опыту скажу, они прекрасно работают с одного кадра на съемке или с первой попытки на записи. У нас, например, огромное количество актерских школ, актерских методов, много и выпускников — невостребованных обученных артистов и исполнителей, которые не могут себя найти. Мы, как и весь мир, активно осваиваем материал, у нас есть все инструменты продвижения и раскрытия артиста. Что мы делаем не так? Или это просто другая природа?
Во главе угла все равно талант. Только талант. Но образование очень важно. Да, есть «Битлз», написавшие такую музыку — ребята без образования, и это не единственный случай. Но я сторонник того, что образование важно. Если человек знает, что он хочет и куда его тянет, он сделает все максимально при наличии профессионального багажа. В нашей стране, и это объективно, уровень музыкального образования намного выше, чем в той же Америке или Европе. Уровень выпускника Московской консерватории — это сумасшедший уровень. Уровень музучилищ — прекрасный. Но почему-то большие звезды — там. А потому что там совсем другая система образования. Там в вузах поначалу идут одинаково, а потом выбирают точный вектор — и уже узконаправленно занимаются одним делом. И тот лозунг, который раньше был в нашей стране — развить гармоничную личность, которая во всех областях хороша, — это там не приветствуется. Потому что, начиная с какого-то момента, с третьего курса, надо заниматься одним делом и знать его досконально. Если накладывается на фон природного таланта, это дает сумасшедшее развитие. Уверен, так во всех областях. Как пример: меня оперировали в Америке. Операция была сложная, но оперировал профессор, который эту операцию на поджелудочной железе делал на протяжении 45 лет каждый день, одну и ту же. Понятно, что каждая операция страшновата, но как-то я спокойно доверился ему, потому что он профессионал. И пусть это не звучит диссонансом относительно каких-то общепринятых догм и понятий, но я за профессионализм, а не за гармонично развитую личность. Безусловно, чтобы стать развитой личностью, надо ходить в театр, читать книги, посещать выставки — вот в этом плане я приветствую гармоничность в развитии. Но в профессиональном плане это должна быть однобоко развитая личность, вот в нее я больше поверю.
У нас в стране, по сути, один крупнейший федеральный конкурс — это «Новая волна». В течение уже 20 с лишним лет. При этом есть целый ряд крупных телевизионных проектов, цель которых — открытие новых талантов. Причем проектов разных, на разную возрастную аудиторию рассчитанных. Например: «Ну-ка, все вместе!» Лазарева и Баскова. Считаете ли вы, что такие проекты могут действительно открыть качественный новый талант на сцене?
Конкретно проект «Ну-ка, все вместе!» уже дал звезду — это Ева Власова. Больше пока я не могу назвать артиста на таком уровне. Важно то, что происходит после проекта. Проект — это трамплин. И даже «Новая волна» — это трамплин. И все другие телевизионные проекты. Другой вопрос: как сделать так, чтобы за время прохождения конкурса и трансляции этого проекта человек стал заметен, заинтересовал аудиторию и обратил внимание публики на свое творчество, нашел своего продюсера, свой репертуар, своего режиссера. Если человек сконцентрирован на свой успех — это, конечно, важно, но в отсутствие таланта — бессмысленно. Можно искусственно докрутить до какой-то степени популярности (не хочу называть фамилии, не хочу персонифицировать), можно сделать до какой-то степени человека известным. Но у такой истории есть потолок, и он невысокий. Наступает момент, когда вся эта искусственная штука перестает работать. С талантом иначе. Как бы ни душили, ни мешали, что бы ни происходило, талант все равно пробьется. Посмотрите судьбу Полины Гагариной. Она победила в «Фабрике звезд 2», и ей стали закрывать все эфиры, закрывать все. Но тем не менее на сегодняшний день она в числе самых популярных исполнительниц. Полина очень талантливая певица, и я рад, что так произошло в ее судьбе, в ее жизни.
Я знаю, как и все мои коллеги, что Крутой настолько щепетилен в отношении таланта и профессионализма, что никакие деньги и связи не заставят назвать непрофессионала мастером. Ваше решение трудно поменять, на него трудно воздействовать. Даже ваш персонал в «АРСе» с придыханием может сказать: «Нет, Игорь Яковлевич это не одобрит». Вы всегда так требовательны к себе самому и тем, с кем вы работаете, сотрудничаете?
Во-первых, рядом со мной создалась команда, которая прошла очень серьезные проекты. Открытие-закрытие универсиады в Казани, фестиваля молодежи и студентов в Сочи, чемпионата мира по плаванию в Казани... Большие проекты. И что такое большие проекты с трансляцией, что такое «Новая волна»? Это прежде всего ответственность: перед эфиром, перед каналом, перед публикой. «АРС» я создавал в 1988 году, под продюсирование Саши Серова, потому что это был его выход в «Песне-87»: пошли концерты, корпоративные поездки, и много обманов было. Потом столкнулся с Игорем Николаевым, он говорит: «Я к вам». Столкнулся на дне рождения с Игорем Тальковым, он говорит: «Что-то меня все обманывают, я к тебе». Леша Глызин пришел к тому времени, «Электроклуб», потом Ира Аллегрова с сольной карьерой, Игорь Николаев привел Наташу Королеву. И вот таким образом все закрутилось-завертелось. Работа с такими звездами требовала ответственности за слова и поступки. И сложилась команда тех, кто со мной работает, в том числе в «АРСе».
То есть ротации почти не было?
Ротации практически не было. Но я не знаю, почему мои сотрудники и коллеги с придыханием обо мне говорят.
Это не придыхание. Это такое человеческое проникновенное уважение.
Ну и слава Богу. Потому что, если это так, тогда я понимаю, что в какой-то «уважухе» у них. Когда совещания провожу, они собираются, уже понимая, что будут проекты, решения, которые позволят нам в очередной раз победить, всей нашей команде. Артисты, которые с нами работают, говорят, что такой организации процесса, как у «АРСа», ни у кого нет. Это достаточно тяжелый процесс в больших проектах, но мы справляемся.
В Академии Игоря Крутого или на конкурсе, если вы видите талант, понимаете перспективу, но конкурсант или ученик недотягивает, нужен балл или ваше решение. Вот этот несчастный балл вы дадите, вытяните, поддержите?
Если есть талант — да. Меня такая ситуация тоже коснулась. Я поступил в музыкальное училище как парень из сельской местности, научившись играть на баяне. Но мой педагог, Ким Александрович, разглядел что-то во мне. И уже потом я окончил училище с красным дипломом. Я благодарен ему и очень многим людям, которые встретились у меня на пути.
Вот уже 9 лет, как вы открыли Академию Игоря Крутого. Сейчас это прекрасно подготовленное отремонтированное здание в самом центре Москвы, на Мясницкой, больше 5,5 тысяч метров, суперсовременное оборудование, лучшая студия. Расскажите об этом проекте: насколько это было вам важно, и как сложно к этому прийти?
Когда мы создавали «Детскую Новую волну», увидели большой интерес ребят заниматься, приходить на дополнительное образование. Тем более что многим ребятам лучше не впустую проводить время или во дворе бегать, а ходить обучаться в Академию. У меня уже в зрелом возрасте, в 49 лет, появилась дочь. И с этого момента я по-другому стал смотреть на детей, на их взросление, развитие, переживать стал по-другому. Это тоже повлияло на проект. Сначала мы сняли помещение на Пролетарке, но масштаб, конечно, был другой. Нужно было развиваться. И я набрался наглости 5 лет назад и записался на прием к нашему президенту, Владимиру Владимировичу Путину, рассказал, что создал Академию, что вижу перспективу развития такого центра. И он подписал мне письмо с резолюцией выделить помещение в аренду на 49 лет. Мне бы хотелось дождаться окончания этой аренды.
А потом на моем пути встретились коллеги, которые отнеслись ко мне с пониманием и неформально. Бабушкин Игорь Юрьевич, сейчас он губернатор Астраханской области, впервые показал мне этот адрес на Мясницкой, где сейчас находится Академия. Потом начался долгий ремонт, причем за свои деньги. Тут меня ждало два разочарования: пришлось менять все в этом здании, а второе — затраты на ремонт выросли в несколько раз, по сравнению с проектом. Но это все как эффект горящего моста. Вместо торможения, я набирал скорость и бежал вперед. Если бы жена узнала, сколько я потратил. (Смеется) Но сейчас все завершено. У нас есть лучшая студия для записи. Вот сейчас закончу интервью и поеду на запись с Валерием Леонтьевым. Самый лучший журнал берет у меня интервью, а легендарный певец записывается у меня в студии. Об этом можно только мечтать. (Смеется)
На сайте Академии много талантливых и профессиональных специалистов. Вы сами не думали что-то читать, лекции вести, семинары, курс? На это есть время?
Думаю, я приду к этому. Мы сейчас получаем лицензию на высшее образование. Со следующего года, надеюсь, можно будет получать дипломы высшего образования у нас в Академии. Так что посмотрим. Если это будет сольфеджио, гармония, композиция — наверное, сам Бог будет меня направлять в сторону преподавания.
В Академии активно ведется работа с детьми. Но мы понимаем, что часто желания самого ребенка или его родителей видеть чадо на сцене и воспитывать звезду постигает другая реальность: меняются интересы ребенка, например, желание заниматься музыкой в принципе пропадает, меняется возраст, ломается голос, кроме того, есть своя картина мира у родителей, их личное видение, далекое от жизни. Вы можете честно сказать родителям, когда профессиональным взглядом видите, что изначальный материал не тот и звезды не будет? И вообще, вы часто говорите молодым артистам: все хорошо, но это не ваше будущее?
Уже существующему артисту в таком контексте я не говорю. А вот если приходят родители и просят сказать откровенно — говорю. Но ведь на обучение в Академии, вне зависимости от планов на будущее, все имеют право. Чем бы человек ни занимался после, с нашим образованием будет легче, наполненность будет иной. Для того чтобы покорять этот музыкальный мир, надо же, кроме таланта, иметь желание чего-то добиваться. Музыкальный мир — особый. Если работа среднего инженера никак не повлияет на отлаженный технологический процесс, то в музыке быть середнячком не имеет смысла, лучше просто этим не заниматься. Середнячки в музыке в какой-то степени тормозят других. Ко мне несколько раз обращались влиятельные родители — хотели знать, каковы шансы. Я понимаю, что для любого родителя его ребенок — самый талантливый. И все хотят, чтобы через месяц после обучения ребенок собирал стадионы. Если меня просят, я всегда объясняю.
Ваша цитата: «Раньше было понятно, как работает система раскрутки песен. Сейчас песня должна быть везде — и на каналах, и в сети, на всех возможных ресурсах. И даже при этом успех песни — это его величество случай». Ничего не изменилось?
Пока нет. Песню надо «расхитовывать», ее надо навязывать, как бы это парадоксально ни звучало. Но есть песни, вернее, были (Смеется), которым это не нужно. Много лет назад в прямом эфире «Что? Где? Когда?» Игорь Скляр исполнил песню Николаева «Комарово». Знатоки стали кричать: «На бис!». После повторного исполнения в прямом эфире уже на следующий день во всех ресторанах страны музыканты репетировали эту песню. Тогда было проще.
Насколько работа продюсера изменилась за последние годы, если тогда было проще?
В наше, старое, время (Смеется) продюсером никого не называли, при этом профессия существовала. Вот, например, то, чем занималась жена Давида Тухманова, это чистое продюсирование. Она говорила: «Вот стихи — давай песню, петь будет такой-то», а бессменный редактор «Песни года» Алла Дмитриева звонила композитору Володе Матецкому: «Музыка твоя, стихи Миши Шаброва, песня будет называться «Лаванда», а петь будет Яак Йоала и София Ротару — работайте». И это тоже продюсирование.
В шоу-бизнес зачастую попадают разные люди, у которых таланта нет и не было, но мы видим их на сцене. Первый судья себе самому — сам исполнитель. Официальных органов «первичного отсева», по сути, не существует, хотя об этом много и часто говорят. Нет больше худсоветов, партийного контроля, прямой цензуры. Вы же часто говорите о творчестве, которое ограничивать нельзя, считаете, что музыке нужна свобода… Цензура — тема неоднозначная, тонкая грань между эстетикой и безвкусицей, а последнего мы все видим с лихвой. Что вы думаете об ограничении, о контроле, о некоей форме отсева?
У меня двоякое отношение к худсоветам. С одной стороны — я один из потерпевших, потому что в свое время на телевидении, на радио можно было звучать, только если ты член союза композиторов. Тем не менее я бы не хотел возвращаться к системе худсоветов. Да, это было некое сито. Да, сейчас материала очень много, и зачастую бесталанного материала. Но настоящее все равно пробивается. И оно заметно там, где действительно талантливо. Если это так, то рано или поздно придет к закономерному успеху.
Вне зависимости от преград или их отсутствия?
Вне зависимости. Помню, Лариса Долина победила на Международном конкурсе, по-моему, в Чехословакии. Вот она вернулась и говорит: «Я как лауреат имею право на выпуск большого диска. Давай пойдем на худсовет фирмы «Мелодия» и покажем материал, который ты сочинял для меня. И формально мне положено — как лауреату международного конкурса — сделать запись, нам дадут студию». Тогда же можно было записываться только в трех местах в стране. Мы с ней пошли на худсовет, Лариса исполнила мои песни. В составе худсовета был Фельцман, Юрий Саульский, серьезные авторы. Не пропустили. Может быть, они были правы, может быть, не того уровня был музыкальный материал. Сказали: «Лариса, ты хорошая певица, бери наши песни и выпускай». И мы с ней тогда пошли с горя в ресторан гостиницы «Советская», выпили за нас, непризнанных гениев. Думаю, надо было получить по мордам, нужен был этот ледяной душ. Надо было перестать думать, что ты написал что-то гениальное. Наверное, надо было пройти путь разочарования, познать что-то большее, почувствовать что-то большее — для того чтобы это выразить в песне, которую народ полюбит.
Когда в индустрию, которую вы так хорошо знаете, в шоу-бизнес приходят люди, которые отлично реализовались в другой сфере, что вы думаете? Те, которые приходят по совершенно иным мотивам…
Например?
Например, Михаил Гуцериев, человек, который с детства занимался музыкой, но жизнь складывалась иначе — не получилось создавать тогда. Пришла другая жизнь, и вот мы видим удивительно откровенные творческие вещи. Как это происходит? Вы вообще знаете много таких примеров?
Много таких примеров я не знаю, но с Михаилом Гуцериевым вступает в силу закон: «Если можешь не писать — не пиши». Значит, он не мог не писать. Тем более что человек пережил много сложностей и душевных переживаний. И в том числе временную эмиграцию. Не по своей воле. И боль отца, который не мог полноценно похоронить своего родного сына. И в своей основной профессии — бизнесмена — эти переживания, наверное, не мог выразить полноценно, а в стихах, в игре на инструменте — в этом выразил. Кто его может в этом обвинить? Мало того: появились хиты, появились большие песни, появились большие исполнители. Мне кажется, это удачный пример того, о чем мы говорим. Он состоялся в одном деле, и в другом достиг еще большего успеха.
Однозначно. А обратные примеры бывают? Когда человек реализовался в шоу-бизнесе… Например, года три назад все массово писали об Игоре Крутом, который занялся девелопментом. Такое бывает, что человек, нашедший реализацию в творчестве, может найти счастье в ином деле? И может ли?
Я не нашел счастья в другом деле. Я однобоко развитая личность. (Улыбается). Мое счастье — это музыка. Я могу войти в какие-то бизнес-проекты — это не возбраняется, тем более что у меня есть друзья, которые могут посоветовать, которым я доверяю… Здесь же важно доверять. Разовые вещи бизнесовые — на это я способен. На какую-то постоянную бизнес-историю — точно нет, потому что это забирает все силы, которые надо отдавать на основное дело.
Ваша цитата: «Услышать свою музыку в исполнении Димы Хворостовского, Андреа Бочелли, Суми Чо, Анны Нетребко — это позитивный стресс. Это записи совсем другого класса, с другими оркестрами: студии «Фокс», Лондонский симфонический, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Вена — это моя жизнь, это мое счастье». Ваше интервью 2019 года. Вы вообще чувствуете разницу в подходе к работе с классическими исполнителями и шоу-бизнесом? Какова эта разница? Вашей душе в текущем моменте с чем комфортнее существовать? И можно ли сказать, что со временем вы выберете путь к классике?
Все-таки то, что я делал даже с Хворостовским, с Суми Чо, с Аней Нетребко — это не совсем классика. Это кроссовер, на грани жанров. Мне нравится этим заниматься, потому что там существует синергия. Когда мы только начали работать с Хворостовским (а именно он попросил написать для него, и я написал первые три композиции), он завелся прямо. Он звонил: а давай попробуем так, давай так. Потом говорит: «Что-то мой отец перепугался, что я потеряю свою публику». Показал композиции Суми Чо. Она очень позитивно отнеслась, сказала: «Дима, это твое будущее». Это действительно более демократично, более короткий путь к широкой публике. Потом мы довели этот проект до ума и выпустили двойной альбом «Дежавю» — название дал Дима. И повезли этот проект в Нью-Йорк, Радио Сити Мюзик-холл. Все-таки это шеститысячный легендарный зал в центре Манхэттена, на сцене которого выступали все мировые звезды. Не скрою, я тогда чувствовал себя отчасти победителем. И вдруг через два дня выходит рецензия. От нас камня на камне не оставили, полный разгром. Я дрожащей рукой набираю телефон Хворостовского: «Дима, ты читал?». Он говорит: «Ну да». Я тогда сказал, что в принципе после этой рецензии надо повеситься, и это будет самый легкий путь. А он говорит: «Ты с ума сошел? Это мой фанат, корреспондент, который не может мне простить того, что я отошел от чисто оперной истории и вошел в кроссовер». Так что у каждой штуки есть свои причины… (Улыбается) И мы еще смеялись по этому поводу. Скажу так: я не рассматриваю свое творчество как путь к классике. А вот работу на грани жанров оперного и эстрадного — да. И мне кажется, я этим могу заниматься, это востребовано. До сих пор наш альбом с Аней Нетребко продается. И до сих пор ее просят на бис исполнять из нашего альбома романсы. Я чувствую, что профессионально готов работать в этом жанре и еще многое могу сделать. Но тем не менее, если удастся написать хиты для отечественных исполнителей, я буду рад. Поэтому к этой «Новой волне» я подготовил премьеры в исполнении Полины Гагариной, Ани Асти, Коли Баскова, даже с Игорем Николаевым на его стихи я написал музыку, и он будет исполнять — это будет премьера. Будет дуэт Димы Билана и Полины Гагариной. Будет две премьеры с Ирой Аллегровой на закрытии фестиваля. В общем… как-то так.
Вы верите в какое-то человеческое предназначение, в судьбу? Верите ли в то, что люди просто так не встречаются?
Я верю. Я верю в это. Но больше я верю в судьбу профессиональную: если ты для чего-то рожден, то рано или поздно этим займешься. И мы знаем много случаев. Например, очень популярный поэт Леонид Фадеев написал «20 лет спустя» для Юры Антонова, «Чистые пруды», он биофизик, академик и совсем в другом амплуа работает. Но это же тончайшая лирика, тончайшие строчки. И даже достигнув больших высот в основной профессии, человек рано или поздно возвращается к тому, для чего был рожден.
А в гороскопы верите? Вы же Лев, царь зверей.
Да, в гороскопах про Львов обычно пишут как про царя зверей, но вдруг встречается: «Живет широко всю жизнь, но часто умирает в нищете». Жена прочитала этот гороскоп, погрустнела, сказала: «Так, надо мне взять контроль над расходами». (Смеется)
Кстати, с Олей вы познакомились в 1993 году, да? На «Песне года» в Атлантик-Сити?
Да, верно.
32 года назад.
Да, мы 30 лет уже живем вместе.
«Люблю женщин красивых и умных, а вот сильных женщин не люблю, потому что для меня женщина сильна своей слабостью» — ваши слова.
Сказать-то я так сказал, но Оля сильная женщина. И то, что мы 30 лет вместе — это показатель.
А как вы вообще относитесь к утверждению, что в семье творческой необходимы постоянные увлечения, смены эмоционального фона. И вообще надо искать вдохновение во всем. Вы в чем ищете?
Это и семья, и жена, и дети, и общение. Это фильм глубокий, это какая-то смена декораций, побывать в другой стране, просто отвлечься и уехать куда-то, при всей однобокости моей, куда-то на море рвануть… Вот дня мне хватает на то, чтоб лежать и ничего не делать, смотреть в одну точку — а потом, даже если занырнул в море, все равно звучат в голове какие-то мелодии, которые надо записывать.
Ваша цитата больше 10 лет назад: «Надо общаться, надо быть хоть немножечко влюбленным в того человека, для кого ты пишешь, это необходимо».
Это действительно необходимо. Вот мы только что говорили о профессии «продюсер». В нашей стране, как ни в какой другой, будучи продюсером, надо любить исполнителя, с которым ты работаешь. И надо его не просто любить, а относиться к нему как к своему ребенку. Как ты относишься к своему ребенку? Тебе ничего не жалко, ты болеешь каждым его промахом, ты гордишься каждой мелочью в его успешности.
Да, я влюблялся по-человечески. Влюблялся в людей, с которыми я работаю. Я влюблялся в Диму Хворостовского, с которым мы ссорились, с которым мы ругались. Я влюблялся в Аню Нетребко. И кто мне может сказать, что я неправ? Я влюблялся в Димаша, с которым мы достигли каких-то таких резких даже успехов, какие-то миллионные тиражи были и миллионные просмотры. Вот недавно позвонил и говорит: «Игорь Яковлевич, выходит замуж моя младшая сестренка. Для меня настолько важно, чтобы вы приехали на свадьбу». И так искренне сказал это! Я поднялся и прилетел на свадьбу в Казахстан. Оля говорит: «Куда ты летишь, дети рядом…». Я сказал: «Мне очень надо, я обещал». Они меня так тепло приняли, и мы замечательно провели эти три дня в Казахстане.
Ваша цитата тоже больше 10 лет назад: «Брак — это казино. Угадал — выиграл, не угадал — не выиграл. Я пока угадал, а что дальше будет — не знаю». Вы сейчас знаете?
(Смеется) Ну… больше 30 лет совместной жизни — уже, пожалуй, угадал. (Смеется)
Мы сегодня говорили с вами уже о «Новой волне», о ваших проектах. Многое, что было в ваших руках, удивительным образом расцветало. Я прекрасно помню время МУЗ-ТВ. Время совершенно другого контента. И рейтинги, и отклики, и человеческие реакции, и мнение артистов. Все помнят четвертую «Фабрику звезд» — вашу «Фабрику», ставшую, очевидно, самой успешной. Все видят, как развивается «Новая волна» и «Детская Новая волна». Я сам хорошо помню Юрмалу, которая с приходом конкурса расцветала. Сейчас Казань. Впервые Казань. Город, с которым вы связаны работой, разными проектами. Какие у вас от Казани ожидания? Все-таки это город другого вайба (модное слово, конечно), другого настроя, это миллионник, это не курорт. Какие у вас предчувствия, ожидания?
Руководствуюсь главной заповедью врачей: «Не навреди». При всем том что мы знакомы и дружим много лет с мэром Казани Ильсуром Метшиным и с Рустамом Нургалиевичем Миннихановым — главой Республики Татарстан, надо посмотреть, как город воспримет этот проект. Как артисты, в конце концов, отнесутся к Казани в рамках этого проекта, как посмотрит телевидение. Здесь много частностей и нюансов… Так что сказать, останемся мы там или не останемся, не могу: зависит от того, насколько удачно все пройдет в этом году. Если говорить о моем личном отношении: мне бы хотелось, чтобы мы подошли друг другу и остались вместе надолго.
Поживем — увидим?
Да.
В конце моих интервью есть рубрика «Блиц». Это люди, которые вас знают (знают действительно неплохо, ну или им так это видится), задают вам вопрос. Но только один. Вопрос, который они хотели задать когда-то, но по определенным причинам не смогли этого сделать. Или обстоятельства были не те, или времени не было — по-разному. Мы позвонили им накануне.
Вопрос задает Дима Билан:
Игорь Яковлевич, вы когда-нибудь хотели стереть из памяти мелодию, чтобы пережить ее рождение заново?
Ну вот в этом вопросе весь Дима: глубокий, тонкий, ранимый. Я не думал об этом. Но сейчас услышал вопрос… И да, хотел бы. Не буду даже называть конкретную мелодию, но есть такая мелодия, и я хотел бы заново пережить. Никогда не думал даже об этом… (Улыбается задумчиво)
Вопрос от Люси Чеботиной:
Есть ли у вас мелодия, которую вы храните в столе, потому что до сих пор ждете того самого голоса?
Нет. Есть вновь написанная, которая еще не дошла до этого голоса. Пока непонятно, кто этот голос. Но такой мелодии, чтоб годами лежала и ждала, такой уже нет.
Вопрос со звездочкой (на память) задает Сергей Лазарев:
Помнит ли Игорь Яковлевич Крутой всех победителей «Новой волны» всех лет на память?
Попробую сейчас перечислить… Нет. К сожалению, нет. Проект существует больше 20 лет. Я не всех победителей помню. Сдаюсь.
Очень практичный вопрос, жизненный, задает вам Михаил Турецкий:
А может ли хор Турецкого или проект «Сопрано» когда-нибудь рассчитывать на песню Игоря Крутого?
(Улыбается) Не в первый раз меня спрашивает. Теоретически да.
От Алсу:
Игорь Яковлевич, если бы вы могли провести один вечер за роялем с собой 18-летним, что бы вы сыграли?
В училище я поступил, когда мне было 16. В 70-м году. Я пошел в магазин и купил пластинку, гибкую пластинку Тома Джонса. И вдруг сошел с ума. Там, на этой пластинке, был в его исполнении Yesterday. Наверное, сыграл бы это. Для того чтобы вернуться.
Зара задает вопрос:
Игорь Яковлевич, когда рождается ваша мелодия, вы представляете определенного артиста?
В большинстве случаев я писал в конкретные руки: если это был альбом Лары Фабиан, то я писал конкретно для нее, если Ани Нетребко — для нее, если Димы Билана, то именно для него. Так было, да. И я уже под эту манеру, под возможности голосовые и диапазон представлял. И тембрально представлял этот голос, конечно.
Филипп Киркоров:
Игорь Крутой в другой карьере, в другой жизни, он существует?
Нет.
Ани Лорак:
Игорь Яковлевич, нашли ли вы все ответы на вопросы вашей души?
Если нашел все ответы — это пора умирать. Хочется еще пожить и хочется еще познать что-то новое. И я думаю, что еще есть вопросы, на которые надо искать ответы.
И последний вопрос вам задает Яна Рудковская:
В каком городе мира вы бы хотели увидеть свою юбилейную «Новую волну»?
Наверное, в любимом моем городе — в Москве.
Представьте картину. Вы встретились с ваши учителем, Кимом Александровичем Шутенко, который вас поддерживал и разглядел в вас будущее. У вас ровно одна минута. Вы захотите что-то сказать ему?
Я бы хотел ему сказать: «Дорогой учитель, я вас не подвел».
Не знаю, верите ли вы, но если верите: встретив высший разум когда-то, вы что-то захотите попросить, увидеть?
Захочу встретиться с отцом, он ушел в 53, очень рано, я с ним недообщался и недолюбил его. А видеть оттуда я бы хотел своих детей, видеть их человеческую порядочность и уважение окружающих их людей.