RU
За последние несколько лет Александр Кушнир взял более двухсот интервью. Воспоминаниями о Майке и эпохе делились его родственники, друзья, музыканты "Зоопарка", организаторы квартирных концертов и знаковых фестивалей, звукорежиссеры и редакторы подпольных рок-журналов. В книге - сотни уникальных фотографий и множество неизвестных широкой аудитории фактов из жизни Науменко. Это глубокое и насыщенное деталями исследование стремительного взлета и еще более стремительного падения отечественной рок-звезды. Книга "Майк Науменко. Бегство из зоопарка" станет финальной частью трилогии Кушнира о великих аутсайдерах рок-андеграунда. Героями предыдущих изданий были Сергей Курехин и Илья Кормильцев. Биография Курехина "Безумная механика русского рока" получила премию "Степной волк" в номинации "Лучшая рок-книга 2014 года".
Александр, какие у вас были отношения с Майком при его жизни?
Эпизодические. Скорее, это взгляд человека, который находится в одной гримерке с будущей легендой. Начинается все с того, что в Москве открываются первые корпоративные ларьки звукозаписи, такие, как будка сапожника. Один такой в подмосковной Малаховке, куда я возил маленькую дочку. А второй был у метро Проспект Мира. Если от кольцевой идти в "Олимпийский", справа на углу дома аптека. И вот, там, в подвальном помещении, был магазин. В тот период я все скупал и слушал. Для человека, который не мог раскусить шарады БГ и все эти скрытые цитаты и отсылки к старинным китайским философам, "Зоопарк" очень хорошо "вкатывал". Но информации о группе никакой не было. Второй этап - знаменитый фестиваль в Подольске 1987 года, получивший название "Советского Вудстока" и первые официальные концерты в Москве. Тогда не нужны были vip-бейджики, легко можно было оказаться в гримерке и воочию увидеть, в каком состоянии музыканты находятся до и после концерта. (А состояние примерно одинаковое). Третий этап - это довольно трагичный концерт памяти Башлачева в Лужниках 1988 года… Тогда я начал делать первые концерты (квартирные, естественно), и в одной гримерке я брал интервью у кого-то, и там же был абсолютно бухой Майк. Группа уже минут пять как на сцене должна была быть, орет восьмитысячный зал, и в дверях, нарушая законы всемирного тяготения, покачивась, появляется Майк и говорит, что мастерство музыканта заключается не в том, чтобы пить или не пить, а в том, чтобы не смотреть выступление своей группы из зала. Что-то такое. Но когда он выходил на сцену, он трезвел. Ну, забывал иногда слова… И последний эпизод - чуть больше, чем за год до его смерти, прошел фестиваль "Рок-акустика" в Череповце, где он бухал весь фестиваль. Это было, конечно, за гранью добра и зла. Хотя потом находились душевно добрые, теплые, светлые журналисты, которые пытались в своих рецензиях объяснить уровень выступления разными обстоятельствами. Мол, гитару дали только в мониторы, и не дали на порталы. Может, так оно и было. Но трезвее от этого исполнитель не становился. Поскольку мы все в одной гостинице жили, можно было наблюдать степень абсурда происходящего как во "Вниз по лестнице, ведущей вверх". Один мой друг, который остался в этой гостинице еще на день, рассказывал мне интересную историю. Он пошел купить заварку или сахар (ну, девушка у него сидела в номере и ему надо было ее чем-то угощать). Вышел на пять минут, возвращается - у него в номере сидит Майк и играет девушке. Друг рассказывал мне: "Он сыграл много песен, которых я не слышал, абсолютно трезвый". Те, кто не уехал, собрались в этом номере, человек 10-12. И по рассказам очевидца, "лучший концерт "Рок-акустики" состоялся в моей комнате на следующий день после фестиваля. А потом Майк в какой-то момент встал, сказал: "Ну ладно, всем счастливо оставаться", взял гитару и ушел.
Он умер у себя в квартире в Санкт-Петербурге от кровоизлияния в мозг совсем молодым, в 1991 году. Как ты узнал о его смерти?
Ну, тогда рок-движение было сильное, все друг другу звонили. Многие мои друзья и знакомые приехали после известия в Питер, и там, конечно, тяжело было, потому что долго ждали разрешения от кладбища и дней пять не могли похоронить. И все это время дома у Майка на Боровой пили, пили, пили и пили. И совсем недавно, в процессе раскопок, на меня свалилась серия фотографий. Я показываю те фото участникам события и говорю: "Что-то у вас лица веселые". Мне ответили: "Мы столько пили, что стало весело".
Когда ты начал собирать материалы для книги?
С незначительной натяжкой можно сказать, что работа над этой темой началась в 1995 году. Я покупал пластинки, писал книгу "100 магнитальбомов советского рока", где несколько глав были посвящены Майку и "Зоопарку", общался с участниками тех событий. Но то, что я замахнусь на отдельную книгу о Майке, тогда представить, конечно, не мог.
Группа "Зоопарк" была одной из твоих любимых?
Она входила в двадцатку, а может, в десятку, а может, и в пятерку. И это не уход от ответа, а дело в том, что… Мне кажется, "золотое время" русского рока - это отрезок между сентябрем 1987 года, (концерт в Подольске) и ноябрем 1988-го (концерт памяти Башлачева). Там каждый участник был очень крутой. Группа "Аквариум" периода radio silence, была не слишком понятна широкой аудитории. Поэтому получалось, что остается "Наутилус", "Телевизор", "Калинов Мост", "Зоопарк", панковский период раннего "Чайфа". Из московских, конечно, две группы: это "Звуки Му" и "Вежливый отказ". Такой вот топ. Естественно, невозможно не упомянуть Егора Летова и Янку Дягилеву. Хотя, чуть в стороне они были.
О Майке заговорили после фильма "Лето" Кирилла Серебренникова. Ты можешь определенно сказать, насколько тебе это понравилось?
Ну, если бы не было фильма "Лето", не было бы книги. Потому что он в самом хорошем, практически в идеальном смысле, послужил раздражителем. Я увидел, с какой любовью авторы пытаются воссоздать антураж… В общем-то, это фильм о Ленинграде, сделанный не ленинградцами. Почему-то такую простую мысль никто не сформулировал. Буквально через пару месяцев я посмотрел полудокументальный фильм о фильме - "После лета". И я видел и какие-то незначительные недостатки (слово "незначительные" мы жирным выделим), которые можно было подправить. И мне показалось, что в эпоху Dolby Surround, это такой добротный стерео-вариант. Я бы глубины добавил, ширины. Помню, как очень впечатленный я вышел после премьеры. Но окончательно пробило меня не сразу, потому что я по уши сидел в другой книге, - о музыке Вудстока, золотых 60-х. Но подсознательно я начал делать странные вещи. Покупать на толкучке виниловые альбомы легенд русского рока. И еще, скажу неожиданное наблюдение в связи с фильмом "Лето". Я присутствовал на довольно большом количестве концертов группы "Кино", и это было не очень впечатляюще. За единственным исключением, - когда они были хедлайнерами концерта памяти Башлачева. То есть к концу 1988 года, за полтора года до гибели Цоя и момента, как они вошли в историю, "Кино" немножко научились играть. Группа стала попадать в ноты. Так что, возвращаясь к предыдущему вопросу, "Кино", как и "Аквариум" в моем "топ-10" не было, это точно. И Майк, который пел под острым углом к сцене, чуть ли не падая, был для меня значительно большим героем, чем Цой и Гребенщиков. Фильм это ощущение отразил, но не до конца. Поэтому, с одной стороны, низкий поклон, за то, что он по касательной или рикошетом, или прямой наводкой в лобешник, вошел в сознание каждого, независимо от возраста. Потому что на телевидении очень много было сюжетов про "Лето"… И есть же еще картечь. У "Лета" совершенно гениальный саундтрек. Так что вокруг фильма образовалась целая субкультура.
Волна разошлась?
Да. И эта волна, конечно, с головой меня накрыла.
А тебе было что сказать...
Я это не сразу понял. Когда пишешь другую книгу, это такая чудовищная воронка, в которую тебя засасывает. Я даже не сразу понял, что меня какие-то силы начинают из нее вывинчивать. Я не решил взяться за Майка, а именно, что решился - это разные вещи. Я поехал в журналистский тур в Питер, встретиться с оставшимися в живых близкими Майка. Они и стали героями первых 10-12 интервью. Это была осень 2018 года, прошло почти полгода с премьеры "Лета". Чуть-чуть страсти вокруг фильма утихли, и я увидел, что люди настроены. Интервью не то что легко брались, они прямо лились рекой. То есть достаточно было включить магнитофон. Я прошел его ближайшее окружение, и, в принципе, стали понятны этапы. Значит, школа, институт - никто Майка не знал, какая-то там своя история. Потом он познакомился с Гребенщиковым и пошло-поехало: акустические фестивали, и первые выезды в Москву... У чувака нет группы, но ему постоянно подыгрывает "Аквариум". Потом 7-8 лет большой славы, а потом статус "альбом, который издала "Мелодия" и первое место во всесоюзном хит-параде. Обойдя, на минуточку, "Алису", "Аквариум", "Машину Времени", "ДДТ", "Зоопарк" неожиданно для всех становится самой гастролирующей рок-группой СССР. Эдак с 80-х. И это начало конца. Потому что туры, бездорожье, бухалово, апатия и, вообще, путь вниз. У меня было правило: не спрашивать про фильм "Лето". Но не получалось. То есть я-то не спрашивал, а люди: "А вот я не согласен…" или, наоборот, "Хорошо, что он был". То есть Серебренников стену разломал. Была, конечно, не Великая Китайская стена…
Берлинская?
Берлинская, да. Место действия - очень ограниченно. Боровая - Пушкинская, 10 - Рубинштейна, 13. Вот этот Петербург Достоевского. Коммуналка Майка, андеграундный сквот, ленинградский рок-клуб. Все очень близко друг от друга. Я могу сколько угодно вздыхать, горевать, выражать недовольство, что настоящие рок-звезды забыты (на могиле героя другой моей книги - Сергея Курехина - стоит деревянный крест), но обстоятельства сложились так, что с определенного периода по отношению к нему начался какой-то Ренессанс. А тут никаких намеков на Ренессанс не было. Майк был забыт, какие-то там с опозданием полуискренние книги воспоминаний с опечатками выходили. И на этом все.
Казалось бы, все довольно на поверхности, и можно было бы давно этот весь объем поднять. Намного раньше, чем ты этим занялся. Но почему именно у тебя это получилось?
Кажется, ответ на этот вопрос я услышал в "Доме книги" на Арбате, недавно представляя свою переизданную книгу "100 магнитальбомов советского рока". Мой друг из "Новой газеты" сказал: "Все ругают "100 магнитальбомов", находят неточности, недостатки, но я не буду это комментировать, выяснять есть неточности или их нет. Так как альтернативы этой энциклопедии нет". А вот вторая цитата, это, может быть, еще более точный ответ. Один из героев моей книги сказал, что я интервью делаю "вцепившись бульдожьей хваткой". Не выпускаю человека, пока не выйму все.
Делаешь ли ты что-то большее, чем журналист? Ты просто делаешь свою работу честно, или это уже расследовательская, детективная история?
Не могу сказать что я делаю что-то особенное. Думаю, дело в следующем. В Англии, например, или Америке мне было бы сложно. Потому что все контакты строго регламентированы. Где можно встретиться с героем? Попытка номер один - между саундчеком и концертом. Попытка номер два - назовем это afterparty, после концерта. Попытка номер три - допустим, группа едет в аэропорт. Большинство интервью происходит по электронной почте. Сейчас много книг стало выходить. Когда автор так, вскользь, в предисловии пишет: "Это ответил мне Леонард Коэн в своем электронном письме". Я думаю: "Ну, если у вас были такие отношения…". У меня практически нет интервью, взятых по электронной почте. Другие потенциальные авторы, те, кто был близок к телам артистов, уже очень сильно устали от жизни. Термин такой есть "усталость металла". Еще эта близость к телу, она имеет опасный эффект. Когда у меня спрашивают про те великие журналы, в которых мы крутились, я думаю: "Боже, ну чего там интересного? Ну да, клево было". Когда ты имеешь к чему-то непосредственный доступ, ты не осознаешь ценности. Еще, наверное, приходится говорить о том, что музыкальная журналистика умерла. Эстетика блога, социальных сетей… Очень редко это можно назвать журналистикой. Ну, разве что лонгриды. А так - чем короче, тем лучше. И вообще, идеальная ситуация - удачные фотки или удачное видео.
Мемы?
Да. Раньше истребители выстраивались в очередь, чтобы на трех полосах взлететь друг за другом. А сейчас взлетные полосы разрушены. Одна худо-бедно работает в аварийном состоянии, истребителей осталось три-четыре. Конкуренции нет. Взлетел - уже хорошо. Кайф в том, что не надо спрашивать разрешения у диспетчера на взлет. Мне не очень нравится словосочетание "рок-движение", но оно действительно было, и местами очень мощное. Человеческое общение имело гигантскую роль, будь то квартирники, интервью, обмен катушками, переписывание с магнитофона на магнитофон. Как сказал кто-то из героев "100 магнитальбомов", вся эта культура - такой подпольный Интернет. Беспроводной. Многие считают, что книги - это не модно, а я считаю, что культурологическая память - это дико важная вещь. И я всегда про вечность думаю. Может, в этой фразе ответ на твой вопрос.
После того, как ты проделал такую масштабную работу, можешь рассказывать какие-то вещи, которые тебя поразили? Что ты считаешь большой удачей?
Таких моментов в книге про Майка было много. Мне сразу сказали, что крайне тяжелая ситуация с родственниками, мне ничего не светит. Что под этим понималось? К сожалению, многие умерли давно. Родная сестра Майка Таня - здоровая, красивая женщина, внезапно умерла от рака. Майк понятно. Сын Женя, ему было примерно 9 лет, когда папа умер. Он не обладает никакой информацией вообще. Про жену Майка, Наташу Науменко мне сказали, что она пишет свою книгу, и никаких интервью давать не собирается. Несмотря на успех первых интервью, было понятно, что в совсем близкий круг попасть тяжело. Дальше произошла следующая история: интервью с другом Майка, соавтором Blued de Moscou Ишей Петровским, длилось примерно четыре с половиной часа, и как раз в это время ему позвонила Наташа Науменко. Она спросила: "Что вы делаете?". Он ответил: "Даю интервью Кушниру для будущей книги про Майка". Это ее смягчило.
Потом я нашел белое пятно в биографии Майка. Он начал появляться в тусовке, в 1975-1976 году. С Борисом Гребенщиковым в то время они общались не каждый день. Возникал впрос: "А что ты, милок, делал с 18 апреля 1955-ого года до альбома "Все братья - сестры"? Это же не просто так, ты сел с гитарой и создал шесть шедевров?" Откуда эти корни шли? И в каком-то из сборников воспоминаний я наткнулся на одно имя. А именно Борис Гребенщиков писал, что его с Майком познакомил Родион. Я начинаю копать. Кто-то мне говорит, что он в Америке, кто-то - что он умер. Доставали телефоны… Находились Родионы… И они даже готовы были мне рассказать про Майка, но это…
Но это были не те Родионы?
Не те. Но, в общем, мне удалось встретиться с этим человеком. Очень странный, он и сейчас живет там же, в Петербурге среди очень странных картин. Родион, он же Анатолий Заверняев с первого курса учился с Майком в ЛИСИ (Ленинградском инжинерно-строительном институте). К счастью, он много знал о Майке с его 18 до 24 лет. И это было чуть ли не единственное интервью, где я реально переживал, волновался. Человек жил в разных странах, сменил много специальностей, сейчас занимается танцами. Разговаривать с такими людьми с "тонкой кожей" очень сложно. Одно неверное слово - и все, они закрываются.
В период свадьбы Наташи и Майка их близкими друзьями были Наташа и Паша Крусановы. И, ура-ура!, каждый из них по отдельности дал блестящее, очень развернутое многочасовое интервью. С одной стороны мне перла удача, с другой стороны, сыграло роль то, что у меня есть определенный бэкграунд: мои книги, все-таки, людей "уламывали". И люди поднимали свои архивы. Появлялись фотографии, какие-то письма, пенал из пенопласта, где Майк ручкой написал "Битлз". Кассета, на которой Майк сам записывал порядок песен. Такие вещи, они, конечно, очень вдохновляли.
У этой сказочки дико красивый конец, потому что люди в конце интервью говорили: "Слушай, а тебе бы хорошо сделать интервью еще с одним одноклассником. Он, конечно, интервью не дает..." Но это уже меня не пугало. Так я вышел на Диму Калашника который научил Майка аккордам. Что такое питерская интеллигенция? Питерская интеллигенция это люди, которые с мая по сентябрь на даче, которые не имеют дурной привычки по выходным смотреть телефон или читать электрическую почту. Но, тем не менее, удалось поднять вот эту эпоху.
Все фигели, что мне удалось взять интервью у Родиона. Одного из офигевших звали Борис Гребенщиков. С Гребенщиковым было знаковое интервью. Он только прилетел из Хельсинки, у "Аквариума" был тяжелый тур, а вечером им играть в "Крокусе". И сейчас уже не те времена, когда позвонишь Гребенщикову и напрямую договоришься об интервью. Посредников куча. А тут он говорит: "Да? Кушнир? Майк? Интервью unlimited". То есть время неограниченно. Ради этого разговора он отменил очередное телевизионное интервью. Мы сидим в гримерке "Крокуса", заходит администратор и говорит: "Там пара телевизионных каналов приехали интервью брать". А он говорит...
Подождут.
Все подождут, да. Ну, закрылась дверь, мы вдвоем сидим, в какой-то момент пошел полемический азарт, когда он говорил: "Сашка, ну как ты не понимаешь? Это же настолько очевидно!". То есть мы оба глубоко погрузились в это. И какая-то очень светлая аура это все сопровождала... Такое же доверие было с Наташей Науменко. Когда я отсылал ей текст о времени, когда они еще не были знакомы, это было легкое пижонство. Я себя на мысли поймал: "Да, девочка, ты много интересного узнаешь". После прочтения она ответила: "Я же ничего не знала!". Писала что это очень достоверно, реалистично, очень талантливо и есть много вещей, о которых она действительно не догадывалась.
Если говорить об удачах, был еще такой момент - я брал интервью у одного фотографа. И закончилось оно тем, что оказалось, во время концерта "Зоопарка" в цирке (вот что у человека в башке было?) он зашел в радиорубку, воткнул штекер в пульт и сделал фактически студийную запись. И никто про это не знал.
На ловца и зверь бежит...
Но очень жалко, что впоследствии по "Зоопарку" сложно будет делать лекции, потому что кроме Подольского фестиваля 1987 года, обстоятельных видеозаписей нет. И интервью очень мало осталось. Такого бурлеска, какой у Курехина, например, или Кормильцева, в его жизни не было. К Капитану приезжала съемочная группа канала BBC снимать про него фильм. Илья Валерьевич не вылазил с телеканала "Культура", где обсуждал со Швыдким особенности использования ненормативной лексики. У Майка с интервью, конечно, тяжко было. Про него был снят единственный фильм "Буги-вуги каждый день", - не очень удачный. Записи видеоклипов "Зоопарка" Ленинградского телевидения пропали, их пока никто не может найти.
Ты про Майка узнал очень много, какую-то часть этой личности ты воссоздал в деталях. Можешь несколькими словами описать, что это был за человек? Какой он был?
В пике славы 30-летний ребенок-романтик, который удивительным образом, живя в этой стране, не существовал в ней, а двигался от островка к островку по болоту реальности. На каком-то островке была его сторожка, куда каждый день стекались с портвейном и гитарами друзья. С другой стороны, человек, которого очень сильно сломала перестройка. И есть очень большая разница между Майком на Боровой и Майком - артистом. Даже на саундчеке он был уже артистом. То есть два очень разных человека. Майк совершенно не умел давать интервью. Допустим, если у Кормильцева неплохие интервью, то у Майка интервью все время проходили в форме защиты. Он часто прятался за конструкциями "многие так думают" или "многие так делают". Артист не сильно парился на тему артистического костюма. Человек, который любил "глэм", но этот "глэм" кроме ранних этапов, в общем-то, мало воплощал. Майка невозможно описать одной формулой. Очень талантливый, но бесхозяйственный, непоследовательный. Независтливый, но обиженный на тех, кто раньше с ним играл на квартирах, а потом резко рванул вперед. Человек, который хранил деньги где-то в книжке. Но не в сберегательной, а в обычной, у себя дома. Вот как про такого человека коротко рассказать?
Ты начинал преподавателем математики в школе. Как думаешь, что тебя сделало человеком, который занят таким уникальным делом совсем в другой сфере? Почему мироздание на тебя наложило такое предназначение?
Мне кажется, очень круто на эту тему не рефлексировать. Например, я не перечитываю своих книг. Потому что пока ты их делаешь, у тебя есть сильная влюбленность. И когда ты получил новую, пахнущую типографской краской книгу, может быть, эту ночь ты посидел, полистал, выдохнул и пошел дальше. С одной стороны есть уже опыт многих книг, тыл есть. И при этом есть желание как альпинист штурмовать очередной пик. Получается, что, когда ты делаешь фестиваль, ты полуархеолог, полуассенизатор. В говне всяком копаешься и раз в сто лет какой-то бриллиантик находишь. А в других ситуациях альпинист. Мы с тобой сейчас вывели формулу правильного треугольника: альпинист, ассенизатор, археолог.
Если говорить о сверхъестественном, то нужно вспомнить 18 апреля 2019 года… По-моему, я впервые сделал какой-то пост, из которого следовало, что у меня разгар работы над Майком. И там было много комментариев. Один из этих комментариев пишет Борис Мазин. Человек живет в Казани, и выясняется, что он дружил с Майком последние семь лет жизни. То есть в 1984 году познакомился, а в 1985-м уже делал первые концерты "Зоопарка" в Казани. По иронии судьбы, я буквально через пару недель собирался в Казань, и он, как профессиональный журналист, говорит: "Ты мне примерные вопросы заранее напиши, мы с тобой встретимся…". А еще он сказал: "Саш, я хочу, чтобы ты к этому интервью отнесся по-особенному, потому что я тяжело болею… И длится это уже не первый год. Последние анализы не очень хорошие". Я говорю: "Нам два часа хватит?". Он отвечает: "Ну, хотя бы три". Он три часа рассказывает про Майка с момента знакомства до момента смерти. И, поскольку это журналист, очень опытный меломан, и при этом человек, стоящий на пороге смерти, он был безумно откровенным…Это было даже не интервью, а сакральный акт. На встречу он притащил две сумки архивов и примерно три пакета фотографий, которые мне просто подарил. И потом через некоторое время от Наташи Науменко приходит сообщение, что Борис умер. Через пять дней от него приходит посылка (как выяснилось потом, это сын Мазина ее послал), еще одна книга, которая гуляла между ним и Майком. Практически посылка с того света. Есть некоторые отличия книги "Майк Науменко. Бегство из "Зоопарка" от других моих книг, потому что тут я уже кому-то обязан. А не напиши я этот пост? Приехал бы как дурак в Казань, и мы бы просто не пересеклись.
Благодаря таким интервью, как то, что мне дал Борис Мазин, мы все ближе к Майку становимся. Конечно, вот тут элемент спонтанности, случайности и мистики огромный. Последний момент - озарение которое произошло незадолго до сдачи книги о Майке в печать. Мне прислали новый дизайн, и в качестве "рыбы" художник Бэлла Боева, с которой мы давно работаем, взяла абзац из моей предыдущей книги про Кормильцева. И я понял, что, пока был в процессе, не замечал что это абсолютный триптих. Вот книга про Сергея Курехина, который умер от несуществующей болезни, вот книга про Илью Кормильцева, которого сожрал рак. И вот третья книга о Майке Науменко, который в 36 лет погиб при не до конца понятных обстоятельствах… Эти три книжки можно будет поставить на полочку рядом. И, наверное, это такой очень пронзительный портрет эпохи. Я обожаю древнюю китайскую пословицу: "Если нет книги, которую ты бы хотел прочитать, напиши ее". Вот эти три книги я, наверное, когда-то очень хотел почитать.