RU
Самый свежий релиз сезона — комедия «Телохранители», юмор которой строится на столкновении параллельных реальностей — России и Москвы. Сравнивать столицу и глубинку все еще смешно?
Это проверенный способ высечь искру, я уже проходил это с сериалом «Бедные люди»: когда два таких разных мира сталкиваются, когда орбиты двух непересекающихся планет — Москвы и всей остальной России — вдруг каким-то чудесным образом пересекаются, появляется история, которую интересно смотреть, к какой бы из этих планет ты ни принадлежал. Интересно и смешно всем — но каждый смотрит со своей колокольни.
Тем более что в ролях — такие харизматичные персонажи. Кстати, вам не кажется, что сейчас уходит мода на статных сексуальных героев-любовников и продюсеры ищут и снимают другие лица?
Да, ищут лица неидеальные. Это общемировая тенденция, которую и мы догоняем. Настали времена, когда кино снимают о героях, близких зрителю, а не об идеальных людях-картинках.
Вашим коллегой в «Телохранителях» стал великий Сергей Маковецкий, он играет отца вашего героя. Получили ли вы от него какие-то полезные отцовские актерские советы, данные по праву старшего?
Маковецкий — артист, который только относительно своей роли делает какие-то предложения режиссеру. Он не занимается тем, чем грешу я, — работой актера над ролью партнера. (Смеется) А вот я могу порой в присутствии режиссера перевести с режиссерского на понятный актеру язык, если мне кажется, что я ухватил суть и смогу донести. Некоторые режиссеры меня за это любят, а вот некоторые артисты… недолюбливают. (Смеется)
Еще один проект, в котором вам посчастливилось играть с мэтрами, — «Чебурашка». Рады будете вернуться к этой истории в «Чебурашке-2»?
Безусловно, буду рад, хотя сценария еще не видел. В первой части мне дали возможность поэкспериментировать.
А когда, как вам кажется, вы нашли себя и по-настоящему поняли, кто вы в своей профессии и чего от нее хотите?
Если честно, мне некогда думать и рассуждать на эту тему, по-моему, этим можно заниматься только от безделья. Возможно, в театре я хотел бы когда-нибудь сыграть какие-то конкретные роли, но пока еще есть запас времени для воплощения этих идей в жизнь. А кино — это такая территория, на которой никогда не знаешь, что тебя ждет. Сценарии — из головы сценариста, и это невозможно предугадать. Порой, наверное, бывает жаль, что какой-то сценарий прошел мимо меня, что не позвали на пробы. Но я никогда не стучусь в кабинеты. Я из тех людей, которые живут по заветам Воланда: никого ни о чем не просите. При этом я очень, очень жадный до работы.
Все ваши проекты за последние пару лет — в хорошем смысле народные, масштабные и действительно удачные. Есть чувство, что вы попали «в поток», появилось какое-то взрослое ощущение устойчивости и признания?
Думаю, это преувеличение. И в целом такого явления как всенародная артистическая слава, как было раньше, когда люди артистов в их личных автомобилях поднимали на руки и толпой несли, уже не существует — и слава богу. Сейчас совершенно другое, более простое, отношение к артисту. Хотя, конечно, в регионах известному актеру чуть больше удивятся и обрадуются, встретив на улице, чем в избалованных Москве и Питере, но все равно телевизор давно убрал эту дистанцию между каким-то таким непонятным, мистическим артистическим миром и простым зрителем. Сейчас у зрителя скорее такие мысли при встрече: «Ты же у меня каждый день в телевизоре на кухне, что ты тут нос воротишь, тебе жалко что ли сфотографироваться?». (Смеется)
А насколько трепетно вы относитесь к своему свободному времени и отдыху? Готовы отказаться от хорошего проекта, если понимаете, что истощены?
Я легко отказываюсь от проектов, которые мне неинтересны. Но порой отказ — вынужденная мера. Если в график не вписывается проект, ради которого хочется жить, работать и творить, то приходится раздвигать графики других проектов или отказываться. Так, ради «Большой секунды» я готов был больше ни в чем не участвовать, чтобы погрузиться в работу — не потому, что мне обещали баснословные деньги, а потому, что мне понравился сценарий. Если я иду в проект со сменами по 12 часов — как я могу еще кому-то обещать, что буду сниматься? Впрочем, не всем эти правила писаны. Вот на территории Воронцовских прудов висит табличка «Купаться запрещено», но тут же на другом берегу стоит будка «Моржи Воронцова». Пруд пруди противоречий — и так везде. (Улыбается)
А если смены отработали и заслужили отпуск — где душа отдыхает?
Я работаю сразу в трех театрах, поэтому уехать надолго не могу. В любом случае шесть раз в месяц минимум выхожу на сцену. А вот если бы заработал много денег и не должен был бы работать, я бы уехал надолго. Но в нашей профессии в России невозможно заработать себе условно на частный остров. Так что придется работать до гробовой доски. (Смеется)
То есть если в какой-то момент вы заработаете для себя ту сумму, которой вы, ваши дети и внуки будут обеспечены, перестанете работать актером?
В своих снах я себя вижу счастливым на берегу Средиземного моря, пьющим вино и ничего не делающим. (Смеется) И мне не будет скучно. Мне даже в лесу не будет скучно. А заскучаю — уеду в путешествие. Творческая профессия в какой-то момент себя все равно исчерпает. Мне необязательно играть, чтобы чувствовать, что жизнь кипит. Движуха? Творческий поиск? Но он может происходить и наедине с листом бумаги. Я такой — обитаю в своей ракушке. Я легкий на подъем относительно работы, а относительно каких-то движений необязательных — нет.
Несмотря на успешную карьеру в театре — у вас есть даже премия «Золотая маска», — вы работаете очень дозированно и тщательно выбираете проекты. Почему? Магия театра отпустила?
Так я уже там был, зачем мне снова туда идти? Я уже вольную купил себе. (Смеется) Теперь я готов сотрудничать с театром только на равноправной основе. При этом театр мне как актеру нужен, чтобы оттачивать свои профессиональные навыки — для постоянной тренировки мышц, так сказать. Но не стоит думать, что в театре я только «накачиваюсь» для будущих киносъемок. Театр — это немножко другое искусство. Это обмен живой энергией. А кино — это вакуумная история, работа вхолостую. Там нет энергии. Я всего два раза в жизни видел, чтобы артисту хлопали на площадке после хорошо сыгранного дубля.
Когда я начинал, 20 лет назад, в кино еще работали люди, интересующиеся кино, и им было ценно, что там в кадре происходит, а сейчас там много людей случайных, случайных для искусства. Это связано с техническими вопросами, потому что обслуживание этой техники требует специалистов очень узкого профиля, люди занимаются своими линзами, аппаратурой — и им неинтересно, как актеры плачут или смеются. Этот технологический процесс убивает живое общение, и часто на съемочной площадке мы друг другу — чужие люди. Мы должны какую-то огромную дистанцию пройти, чтобы просто познакомиться. Пропала атмосфера — а ведь я все-таки застал съемки на целлулоид — и это было иначе. Технический прогресс, как мне кажется, убивает простое человеческое общение. А в театре оно есть. Но… мне не хочется играть плохие спектакли. Потому что для меня синоним слова сделать — это «сделать хорошо».
А могут ли сделать хорошо блогеры, которых продюсеры массово приглашают в кино, желая привлечь к себе на канал или на платформу аудиторию этих героев? Это снижает общий уровень кино в стране? Или такая свежая кровь — это всегда хорошо?
Да, «Капельник», «Отпуск» — примеров много… Мне кажется, что со стороны продюсеров это ошибочная политика. Потому что аудитория TikTok не придет смотреть эти сериалы. Заблуждение думать, что у телеканала «Россия» расширится молодежная аудитория, если мы возьмем и снимем для него артиста, которого смотрят на платформе. Нет, не расширится. И на Первом канале как были пенсионеры, так и останутся — смиритесь с этим и на них ориентируйтесь. А платформы смотрят те, кто смотрит платформы. Эти аудитории не пересекаются.
Да, «Блогеры и дороги» с Настей Ивлеевой в главной роли (а у нее 11 миллионов подписчиков) зрителей привлечь не смог, в том числе потому, что ее аудитория привыкла смотреть контент с ней бесплатно, а тут нужно было заплатить…
В России все привыкли все смотреть бесплатно. В целом это продюсерское желание понятно, но, по моим наблюдениям, оно абсолютно не эффективно. И даже не потому, что люди не готовы платить. Людям, которые смотрят шуточные и курьезные 20-секундные видео Насти Ивлеевой, неинтересно смотреть сериал с названием «Монастырь»... Лично я с блогерами никогда вместе не снимался, единственная встреча с блогерами была на «Танцах со звездами», я презирал их — а они меня. (Смеется)
Зачем вы пошли на «Танцы со звездами»?
За деньгами! (Смеется) Мне предлагали поучаствовать в предыдущем сезоне вместе с Молочниковым и Дашей Мороз, но я отказался, а во время карантина у меня закончилась финансовая подушка безопасности. Я смотрел, как люди в масках танцуют и что-то получают, когда вся остальная работа стоит. И решил, что готов быть среди них. Простое решение. Про меня Цискаридзе сказал: «Понятно, это такой человек, который будет стараться делать максимально хорошо» — и я в силу своих возможностей старался.
В фэнтези «Последний богатырь. Наследие» вы сыграли героя магического. Нравятся ли вам такие сказочные истории и физические перевоплощения?
Сказка — это всегда трудно, потому что мера условности неясна. Не хотелось бы заваливаться в такую театральную сказку-сказку. И даже в лучшие образцы советской сказки тоже не хочется впадать. Это все же семейное кино с элементами фэнтези. А вообще сказку написать трудно — и очень многие не справляются. После шестимиллиардного успеха «Чебурашки» кто только не брался написать сказку — и куча этих сценариев сделаны буквально на коленке. А ведь в основе хорошего кино всегда лежит хороший сценарий.
А после сериала «Вампиров средней полосы» в жанр хоррора не захотелось податься?
Как зрителю жанр мистики или хоррора мне пока совершенно не интересен. Мне кажется, у нас ужасов и в жизни хватает, есть чем расшатать нервы и без кошмаров на экране. Это же просто выброс адреналина: кто-то на американские горки садится, кто-то с парашютом прыгает, кто-то смотрит хоррор. Но если попадется хороший сценарий, возможно, я хотел бы посмотреть на это изнутри…
Давайте закончим советом молодым актерам, которые выпускаются из вузов и не знают, как себя реализовать: на что тратить себя и как себя в профессии найти?
Задача одна — тратить время только на что-то стоящее. Думать, на что тратить время, когда ты уже выпустился, в целом поздно — надо было тратить его немножко раньше — все эти четыре-пять лет учебы. Меньше гулять и заниматься делом. Нас было 24 человека на курсе, и наш мир ограничивался вот этими 24 людьми. Плюс мы были изолированы от института, потому что жили в отдельном помещении при театре — в мансарде, на последнем этаже. Универсальных рецептов нет, это та профессия, где все индивидуально. Поэтому и советы я давать не люблю. Максимум могу посоветовать, куда лучше поехать в Италии. (Смеется) Главное — с широко открытыми глазами впитывать, учиться, наблюдать. В профессии актера умение наблюдать и замечать — крайне важно.
В сериале «Актрисы» есть сцена: одна из главных героинь лежит в ванне, плачет и говорит: «Надо сейчас запомнить этот момент»…
Мне вспоминается пьеса Эрика-Эмманюэля Шмитта «Фредерик, или Бульвар преступлений». Главный герой Фредерик Леметр — французский актер XIX века — произносит монолог: «когда я плакал на похоронах своей матери, уже на следующий день я эту краску применил на сцене». Да, у всех у нас есть немножко профессиональная деформация — она должна быть. Потому что это и есть способность наблюдать и применять эти наблюдения. Впрочем, на 42-м году много чего подмечено и лежит в «рюкзачке», ждет своего часа. Необязательно уже наблюдать, как кто-то злится, чтобы разозлиться на сцене.
А что вас может вывести из себя, разозлить? Вопрос «Опишите любимый курьезный случай на площадке» злит? (Смеется)
Нет в моей жизни курьезных случаев. Все в моей жизни — по расписанию. Я скучный человек!
На Ренате: брюки, Vicolo; верх, Marine Serre; обувь, BonBon
На Дмитрии: одежда, Boggi Milano, обувь, Doucal’s