Пелагея: "У моей 7-летней дочки нет гаджетов"

Пелагее чуждо понятие «звезда» — она очень простая в общении, а еще смешливая, жизнерадостная, энергичная. На съемке певица много шутит, танцует и подпевает всем песням, которые звучат из колонки — будь то рок, поп или рэп. А еще просит закрыть окно — бережет голос, ведь впереди важные гастроли и подготовка к стадионному концерту, который пройдет уже в следующем году. Мы говорим за чашечкой чая глубокой ночью, позади — пятичасовая съемка с переодеваниями и сменой локации, но артистка, на удивление, все так же бодра.

Пелагея, когда вы впервые почувствовали связь со всем народным и русским?

В детстве, потому что у меня в семье было принято петь песни: мама в прошлом профессиональная певица, пели и бабушка, и дедушка, иногда — народные композиции, и это был такой волшебный процесс, в котором очень хотелось поучаствовать. Я росла чувствительным ребенком, понимала, что они не просто что-то там напевают, а будто переключаются на какой-то другой невидимый канал и так общаются. Мне тоже хотелось быть частью этого. Пела я все, что слышала, а слушала я в тот момент только то, что разрешала мама. Таким образом она меня уберегла от музыкального шлака. Что на самом деле очень важно, потому что возник и утвердился музыкальный вкус, и дальше он не давал мне сбиться с пути.

Значит, вы сами пришли к «народности»?

Да, в моем детстве направление народного вокала было немодным. Все говорили: «Ну зачем вы заставляете эту талантливую девочку петь бабкины песни?». Но меня никто не заставлял, мне всегда было это интересно. А дальше я окончила ГИТИС. И сознательно не стала получать академическое образование по классу народного вокала, потому что большинство «народников» поют одинаково — по четким паттернам, которые мне неинтересны, хотя я тоже так умею, это несложно. Они придуманы и слеплены из разных приемов, но кем-то другим и для других целей. А мне важно самовыражение, индивидуальная компиляция в рамках моего музыкального вкуса, к которому удается подключить личное проживание песни.

Сейчас какую музыку любите? И почему выбрали народный жанр?

Слушаю любую, самых разных жанров, главное, чтобы у нее был правильный для меня посыл — эмоциональный, честный. Чтобы сделано было хорошо, красиво и музыкально. Народный жанр — потому что в этот момент чувствую, что подключаюсь к чему-то огромному, глобальному. К своему роду, предкам, к тому, что составляет основу человека. Но я не пою так, как раньше в деревнях. Вокальную манеру я создавала годами, очень долго. В нашей огромной многонациональной стране даже русский фольклор максимально отличается в разных ее частях. Одну и ту же песню на Русском Севере или в Чите пели по-разному. Да и песни сами отличались. Я долго собирала все нюансы и оттенки, и постепенно сложился некий микс, в котором я использую те или иные вокальные приемы: опевания — из Пскова, вокальную подачу — от донских казаков. А чтобы быть свободной в своем желании донести народную песню до современного слушателя, я использую приемы из рока и просто эстрадные. Все это позволяет дать песне новую жизнь, снимает с нее флер старомодности и неактуальности.

Многие пытаются повторить вашу манеру.

Да, просто берут песни из моего репертуара (когда они уже раскручены нами, люди их стали узнавать) и копируют пение. Это неправильно, неуважительно и к самой песне — перепевать, выдавая за свое, прикрываясь тем, что песня вроде бы народная, общая. В наше время каждому исполнителю надо искать свою фольклорную манеру, по сути, заново ее создавать, обязательно опираясь на этнографические записи.
Раньше народная песня существовала в «пустом» музыкальном пространстве. Ее пели в быту, во время обрядов. Но не на сцене. Теперь же, чтобы заново выпустить старую песню в свет, надо проделать огромную работу. Дать ей современное звучание, придумать режиссуру, вокальный дизайн, построить драматургию так, чтобы она была уместна на большой сцене, обрамить ее в актуальную аранжировку — это работа целой команды людей, и она порой ведется годами. И если получается, то это всегда имеет успех. Так мы с группой дали новую жизнь песням «Любо», «Ой, да не вечер», «Не для меня» и многим другим, о которых люди начали забывать. Поэтому у нас на концертах много молодежи, людей, слушающих модную музыку.

Почему вы так хотите, чтобы народная песня жила в обществе?

Она красива, потому и живет веками. А еще потому, что в ней поднимаются глубокие философские вопросы: жизнь, смерть, любовь, родительство и так далее. Да, нас теперь замуж не выдают против нашей воли, но большинство ключевых проблем никуда не делось. И для этого не надо быть девушкой 18 века или донским казаком. Хочу, чтобы люди положили свои смартфоны и послушали, подумали, быть может, и попели, подключились к тому каналу, в котором есть красота, сила и разум.

Читала, что ваша мама была джазовой певицей. Вам это направление неинтересно?

Оно прошло мимо меня. Когда я родилась, мама уже стала режиссером и преподавала актерское мастерство. Да, она пела совершенно разное, в том числе и народное. У мамы красивый грудной голос, и я с детства полюбила низкие женские тембры. Особенно когда она пела «Сронила колечко» — такой красивый и грустный русский плач. И с тех пор, когда я слышу эту композицию, у меня что-то внутри вибрирует. Это как раз то самое «корневое», на которое откликается весь организм.

Где вы брали песни для своего репертуара?

Я слушала очень много, и продолжаю это делать — ведь архивных этнографических записей масса. К тому же есть отличные фольклорные коллективы, которые аутентично воссоздают песни: ансамбль «Воля» из Воронежа, «Казачий круг», много-много других. Но есть для меня и сольные ориентиры, как, например, псковская бабушка Ольга Сергеева. Я о ней говорю на каждом концерте, чтобы люди находили ее старые записи и слушали. В ней есть что-то магическое, такое родное и мое, что я не только беру из ее записей песни в репертуар, но и научилась у нее многим вокальным приемам.

В детстве, когда вы решили заняться народным пением, как этому отнеслись ваши друзья и одноклассники?

Я училась в знаменитой школе для юных музыкантов при Новосибирской консерватории. Там были дети, влюбленные в музыку. Правда, из вокалистов я была одна. Остальные — скрипачи, пианисты. Все относились уважительно к выбору друг друга. Более того, даже когда я уже обрела какую-то популярность в Новосибирске, не было проблем. Мне повезло, я попала в круг воспитанных, а главное, одаренных детей.

Обычно издеваются даже не из-за песен, а из-за нарядов, которые надевают народники — венцы, кокошники, сарафаны.

Потому что срабатывают стереотипы: если в народном стиле — значит, что-то отсталое, отжившее. Но ведь есть то, что никогда не будет старомодным. Например, большинству девушек и женщин идут венцы и кокошники. Говорят, что мода на них пошла не без моего участия! И я очень горжусь этим. В первом сезоне «Голоса» я сознательно надела ободок, стилизованный под венец. Тогда к проекту был неимоверный интерес. И постепенно я стала видеть на своих фанатках и такие же ободки, и небольшие кокошники. Насчет костюмов — меня не просто не дразнили за них, наоборот — хвалили. Может, потому что мы никогда не используем полные реплики крестьянской народной одежды. Это было бы нелепо и слишком архаично, во всяком случае в таком жанре, как у меня, — смешанном. Для сцены нами создаются сценические образы — стилизация, переосмысление этнографических и исторических костюмов. Сделаны они всегда с уважением и пониманием основ. Используем крой, цветовые решения, какие-то детали тех времен. Это всегда оммажи к оригиналам, но не повторение.

Сейчас, как вы сказали, возвращается мода на народность. Но в момент выступления на конкурсе «Утренняя звезда» в 1996 году вам не с кем было конкурировать.

Да, народный стиль в то время был не просто немодным, а даже среди музыкантов — низким жанром, «для неудачников». Поэтому я и не участвовала в самом конкурсе (там не было народников), а только на финальном этапе, уже среди победителей, по личной инициативе Юрия Николаева. Это был мой первый и последний в жизни конкурс. В остальных я уже жюрила… Сейчас у людей большой запрос на самоидентификацию, возвращение к корням. Этому уделяется большое значение, даже в школе ввели урок «Разговоры о важном». Но всегда были и есть счастливые люди, которые рождаются с этим ощущением, с детства знают, что есть Бог, Родина. Благодаря моей семье я была таким ребенком.

Мама тоже хотела, чтобы вы стали артисткой?

Поначалу у нее не было такого желания, но так сложилось. Я очень рано запела, и стало понятно, что это надо развивать. Моя мама всегда была в каком-то андеграунде и одновременно в авангарде. Когда все одевались одинаково, во что придется, она шила себе одежду, которая ее не только выделяла, но и демонстрировала некий вызов. Например, приходила за мной в школу в роскошной шляпе или ярко-желтом костюме, обращая на себя внимание окружающих. Начало 90-х, Новосибирск… (Улыбается) Она всегда была особенной — со своим внутренним вектором. Благодаря этому у нас с ней получился интересный и успешный тандем: маме нравится придумывать, организовывать, управлять и оценивать. Она режиссер. А я артист. Я люблю сам процесс воплощения. Люди приходят к нам на концерты за тем, чтобы получить ответы на вопросы, прожить какие-то очень яркие эмоциональные моменты. И самое ценное для меня — в том, что они уходят наполненные. И потому возвращаются. У нашей группы полные залы по всей стране, много лет мы — в топе аншлаговых артистов.

А вы как чувствуете себя после концерта?

У меня все наоборот. Ухожу поначалу опустошенной, но затем испытываю такой бешеный энергетический откат, который до краев наполняет меня. Понимаю: на сцене я и отдаю, и забираю все, что могу.

А бывало, что выходите на сцену и ничего не чувствуете? Накладываются личные проблемы, переживания, чувства…

Нет, никогда. Я полностью погружаюсь в программу. Есть песни, которые я исполняю очень много лет, и они мне не надоели. Просто я всегда думаю о том, что пою. Там столько нюансов, оттенков, смыслов! Каждый раз мурашит, будто я играю много маленьких спектаклей во время одного выступления.

Заметила, что в «Голосе» вы, если слышите трогательное пение, всегда плачете.

Это происходит, когда подключаешься к эмоции поющего, если он искренен. Это эмпатия. Музыка ведь способна помочь пережить разные периоды жизни. Так я воспитываю и свою дочь — чтобы у нее потом, когда она придет к сложному подростковому возрасту, был в руках инструментарий: когда грустно, можно послушать блюз, рок-баллады или классику, чтобы таким образом сублимировать свои эмоции и понимать, что ты не один такое испытываешь. Это невероятный вспомогательный элемент. Какое бы ни было у меня настроение, когда я делаю шаг на сцену — перерождаюсь. Я делюсь с людьми тем, что испытываю. И они это понимают. Эмпатия — важнейший элемент общения в русской культуре.

Не все артисты, как вы. Для многих сцена — просто работа, ремесло.

Это ремесло и есть. Конечно, нужно иметь определенные данные для того, чтобы этим заниматься, талант и умение им пользоваться — образование. Если оно у тебя не классическое, не академическое, значит, образовывайся сам. Слушай музыку, разбирайся в ней. Читай много книг. Человек, у которого ремесло стало жизнью, учится ему всю жизнь.

Вы как-то говорили, что уже родились с талантом к пению, а не научились этому.

Я очень благодарна Боженьке. Он дал талант, а мама помогла его не потерять, развить в правильную сторону. Я была достаточно застенчивым ребенком, да и в юности тоже очень смущалась. Сцена давалась сложно, несмотря на то что мне очень нравилось на ней быть. Я до сих пор волнуюсь, когда выхожу на сцену.

Правда, что мама запрещала вам смотреть диснеевские мультики и фильмы?

Да, она очень четко подходила к этому. Советские добрые фильмы и мультики — пожалуйста (в меру). «Том и Джерри» я посмотрела только в 10 лет. Но, надо сказать, я сейчас делаю так же. У моей 7-летней дочки нет гаджетов (телефона, планшета), она не играет в компьютерные игры. Я понимаю, что в какой-то момент мне придется эти вожжи чуть-чуть отпустить, расширить рамки. Сейчас она смотрит хорошие добрые мультики и советские фильмы, мы читаем книжки, может быть, не очень современные — «Приключения Электроника», «Денискины рассказы», «Незнайку», Пушкина, народные сказки и так далее. В них замечательные, правильные, вечные ценности. Это будет базой для нее.

Видя, как другие дети играют в телефон, не просит себе тоже?

Конечно, просит! Но мы договорились, что чуть попозже все будет. Иногда она приносит из школы какие-то модные песни, некоторые я запрещаю слушать у нас дома. «Мы с тобой не едим вредную еду, ну или делаем это очень редко. И так же с музыкой», — говорю я ей. Есть композиции, которые тебя наполняют энергией, развивают и делают лучше, так же, как и еда. А есть мусор. Если у тебя из мусора состоит весь рацион, то ты и сам в результате в него превратишься.

Запрещаете каких-нибудь артистов?

Не то чтобы запрещаю, но те, кто «за деньги — да», у меня дома не звучат, потому что в этом я вижу вред для Таси. Этакое окно овертона: нам уже кажется, что это норма, а для ребенка — неправильная отправная точка развития. Я пока могу как-то на это повлиять. Хотя все относительно… у этой песни, например, классная аранжировка, прикольная музыка. Просто текст совсем не для детей.

А какую музыку слушает дочь?

Группу Zoloto, «Комнату культуры», Андрея Губина включаю, свой любимый Depeche Mode. Она занимается на фортепиано, но я не настаиваю на том, чтобы дочь стала певицей. Если уж сама скажет, что ей ничего в этой жизни не надо, кроме пения, то да. Способности у нее точно есть. А там посмотрим.

Дома у вас присутствуют какие-то красивые предметы, связанные с народным творчеством и промыслом?

Если что, с утра я лапти не надеваю, как кто-то мог подумать. (Смеется) Очень много всего дарят на концертах. Больше всего — мед. У меня такие запасы, что проблем с ним никогда не будет. Платки очень красивые, кокошники, свистульки. Я все это бережно храню, отвожу на дачу. Еще я большая поклонница валенок. Считаю, что это лучшее, что придумал народ для наших погодных условий. Сейчас в городе в них особо не походишь, но за городом можно гулять — в красивых, расшитых. Я, как человек, выросший в Новосибирске, отлично знаю, как хороши валенки для улицы. Но сменка всегда с собой. (Улыбается)

СТИЛЬ: АСЯ РЖЕВСКАЯ

МАКИЯЖ: АЛЕНА ЛАПИНА

ПРИЧЕСКА: ЕВГЕНИЯ ГОЛОВАНОВА

ПРОДЮСЕР: УЛЬЯНА КАЛЬСИНА

АССИСТЕНТ ФОТОГРАФА: МАКСИМ РОМАНЕНКО

АССИСТЕНТ СТИЛИСТА: МАКСИМ БАЗАНОВ

БЛАГОДАРИМ ЦВЕТОЧНОЕ АТЕЛЬЕ «ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК» И РЕСТОРАН «ВЕЛЬМОЖА» ЗА ПОМОЩЬ В ОРГАНИЗАЦИИ СЪЕМКИ