В кадре “Лермонтова” — молодые, но уже опытные актеры, тщательно выбранные на роли окружения поэта и пытающиеся отговорить его от рокового поединка. В беседе с HELLO! они рассказывают, как попали в картину, рассуждают о чести и прощении, декламируют стихи и признаются, что вряд ли бы стали водиться с Лермонтовым.
«Мог бы просто извиниться»
Актер: Евгений Романцов
Роль: Николай Мартынов

До того, как стать актером, Евгений посвятил много лет профессиональному спорту - футболу. Однако сцена манила, как героя знаменитого сериала «Барри»: на пятом курсе академии физкультуры Романцов совершил неожиданный финт: забрал документы и пошел учиться актерскому мастерству. В «Лермонтове» он играет главного антагониста, отставного майора Мартынова, и справляется с ролью так, что сложно не зауважать убийцу поэта.
Стали ли вы лучше понимать Мартынова благодаря работе над фильмом? А то нам обычно рассказывают про него и про Дантеса, что это убийцы великих поэтов.
Отвечу с профессиональной точки зрения. Даже если мне по сценарию нужно играть законченную мра"ь, даже если мне хочется его прибить за поступки, я, как актер, все равно должен персонажа полюбить и оправдать. Здесь важно освободиться от стереотипного восприятия и принять персонажа спорного, разобраться, что этим человеком движет.
Я не считал, что Мартынов — убийца гения, ужасный злодей. До начала работы над фильмом, просто не думал про это. Зато, соприкоснувшись с материалом и этой личностью, я как раз наоборот почувствовал к нему даже эмпатию.
С одной стороны Мартынов решает сам не прощать нанесенной обиды, с другой — он находится в плену общественных представлений о чести и обстоятельствах. Чего для вас в его поведении больше?
Непросто судить о нравах позапрошлого века из сегодняшнего дня. Я стараюсь рассуждать об этом просто: люди не поняли друг друга. Конфликт вышел на другой уровень. Один из его участников почувствовал себя ущемленным. Этика того времени, представления о чести и достоинстве диктовали вызывать обидчика на дуэль и требовать сатисфакции. Допустил ошибку — придется искупить. Поэтому с одной стороны, Мартынов действительно защищает свою честь, с другой — пытается достучаться до Лермонтова.
Изменилось ли мое отношение к Лермонтову? Никогда о нем не думал. А тема, которую затрагиваем в картине, больше о любви к себе. Это касается и Мартынова тоже. Мог бы он уступить? Да. Но не сделал этого, потому что законы времени были такие. Лермонтов тоже мог бы просто извиниться.


Что важно знать, когда берешься играть исторического персонажа?
Все то же самое, что надо знать о современниках. Это сложный холст, который плетется из огромного количества нитей. Поэтому знать надо много, лучше все и даже еще больше. Даже то, что, скорее всего, никогда не будет применимо в кадре, но это должно быть у тебя в голове, как второй план. Играть наше время проще, потому что во мне много современных паттернов, мне не надо о них думать и их обрабатывать: неписаные правила, этика, норма, что есть хорошо, а что — плохо, будут автоматически присутствовать в любом моем проявлении. Когда работаешь с историческим контекстом, то важно сначала для себя понять правила, законы, мораль того времени.
Что вы делали на пробах, за что вас утвердили?
Не ко мне вопрос — к Бакуру. Что я тут могу сказать? Что я хорош? И никто другой не сделает лучше? Да нет, это же все ложь. У нас было четыре встречи или даже три — одна была очень общая, я пришел в шортах и со стаканом кофе, мы пообщались. Могу лишь фантазировать о том, что он во мне увидел. Почему мое видение героя показалось ему близко.
Я вообще не понимаю, как продюсеры утверждают артистов. Пытаясь выявить закономерности, по которым существует наша индустрия, я теряюсь. Но мне определенно нравится то место, где я сейчас отвечаю на ваши вопросы, — кинофестиваль «Маяк», здесь я представлял картину, в которую был утвержден. Я счастлив работать с Бакуром.
Что нового вы узнали о себе и о кино после «Лермонтова»?
Вопрос с подвохом. Это ведь о том, что у меня в жизни изменилось? Мой мастер (Герман Сидаков. — Прим. ред.) учил, что есть священное пространство на сцене или в кадре, оно четко очерчено. Есть разница между тобой реальным и Женьком Романцовым в костюме, играющим персонажа. Не стоит это спутывать, иначе сойдешь с ума. Все, что происходит на сцене или в кадре, там и должно оставаться, и в памяти зрителя тоже. Тебе не надо по этому поводу рефлексировать. Для меня работа с Бакуром и его командой — это рост и опыт. Я готов отдать еще десяток лет, чтобы освоить эту профессию.
Вы бросили академию физической культуры на пятом курсе. Как так вышло?
Действительно бросил за четыре месяца до защиты диплома. У этого было много факторов. Я занимался спортом не первый год и чувствовал усталость. Нет, я любил то, что делал. Более того, я любил каждую работу, за которую брался, — продавал одежду в магазине, тренировал в фитнес-клубе. Любовь к своему делу — важнейший критерий. Дело должно приносить кайф и счастье. Если тебе не нравится, то ты не на своем месте, старик.
К моменту ухода из института я уже принял решение, что не буду заниматься спортом профессионально — не хочу посвящать этому еще кусок своей жизни. Спорт все-таки изматывает, к тридцати годам эти ребята — уже «ветераны». Так я отреагировал на сигналы, которые мне стала посылать жизнь. И сделал все правильно — сегодня я занимаюсь спортом в удовольствие. Тогда было страшно, но я пошел ва-банк. В шоке были все, родители, друзья — не понимали, что со мной происходит, думали, что я сел на наркотики. Удивлялись: какой еще театр, какое кино?! Но это самое классное — доверять себе и своим желаниям, даже если все вокруг крутят пальцем у виска и напоминают, что я всю жизнь был спортсменом и сейчас на пятом курсе МГАФК. Никто не чувствует лучше меня самого то, что у меня внутри. Никто не знает моей мотивации.
Я сделал шаг — жизнь мне ответила, меня приняли. Это тоже был сигнал, что я на верном пути. Сделал еще шаг — и снова получилось, я попал в «Гоголь-центр» (среди спектаклей с участием Евгения — «Маленькие трагедии», «Шекспир», «Машина Мюллер» и «Две комнаты». — Прим. ред.). Потом пробы — и снова удача. Тогда, десять лет назад, было страшно: многие мои ровесники-актеры оканчивали вузы или уже получили дипломы, снимались. А я свалился с бухты-барахты. Как говорится, залетел в последний вагон.
Важным человеком на этом пути был Кирилл Петров, известный как «Батишта» (музыкант и хип-хоп-исполнитель. — Прим. ред.), он занимался в зале, где я работал, заметил, как меня утомил спорт, посоветовал идти на актерские курсы. Кирилл «открыл» меня, разглядел во мне что-то, помимо спортивной составляющей. Дальше мне встречались и другие люди, помогавшие адаптироваться, почувствовать себя уверенно в кадре, на сцене.
Приходилось ли вам жалеть, что дуэли отменили?
Живем не в Средневековье, когда пытки и казни были нормой, так что сложные вопросы не должны решаться дуэлью, кулаками. Я человек очень резкий, как спортсмен, умею бороться и противостоять. Но воспитание не позволяет вести себя так, как диктуют инстинкты. По лицу ты в любой момент можешь стукнуть. Но тем мы, люди, и отличаемся от других существ, что можем осознавать свои поступки, искать другие способы взаимодействия.
«Много язвлю и подкалываю людей»
Актриса: Софья Гершевич
Роль: Эмилия Верзилина

За плечами Софьи Гершевич завидная фильмография: она снималась у Вадима Перельмана в «Уроках фарси» и Михаила Сегала в «Слоны могут играть в футбол». В фильме Бакура Бакурадзе она — Эмилия Верзилина, к которой неравнодушны и Лермонтов, и Мартынов — в гостиной ее дома и произошла их роковая ссора.
«Лермонтов» в какой-то степени мужское кино. Как вы определяете место, которое в нем отводится дамам?
Мне не кажется, что это фильм о мужском. В героях как раз отсутствует умение прощать и принимать близкого целиком, а это женская природа. Как по мне, это про то, что они очень нуждаются в нежности женского объятия. И все они на самом деле трепетны и полны любви. Может, если бы они не боялись проявить эту любовь к миру, не рисовались бы друг перед другом, то все было бы иначе.
Женщина здесь как поиск любви и всецелого принятия. Пожалуйста, примите меня, Лермонтова, и таким злым, и дураком. А ведь этой любви внутри много, ее можно просто почувствовать и к миру развернуть.
Что вас сближает с эпохой Лермонтова? Какие ощущения? Привычки? Увлечения?
Шампанское по утрам не пью и в кустах не обнимаюсь. Из общих увлечений с Лермонтовым — оказывается, я много язвлю и подкалываю людей. Только Михаил Юрьевич делал это осознанно, а я нет. Так что если вы это читаете и обижены, — простите, я не со зла. Обязательно разберу с психологом, что у меня с пассивной агрессией.
Были две сцены: одну в фильме вы не увидите, вторая — сцена, где я жалуюсь сестре на Лермонтова. На пробах создалось такое ощущение тишины, замедленного времени. Многие знакомые потом говорили, что даже не сразу меня узнали, что Бакур показал мою внутреннюю женственность, ту, что обычно спрятана за щитами. Наверное, именно это он и увидел. Не знаю.


Вы учились во французской частной школе драматического искусства Cours Florent. В чем уникальность методики их образования?
У нас не было понятия «мастер». Педагоги разные и все наравне: со своими идеями, вкусом, подходом. Там сборная солянка из техник и стилей — нет одного «святого». Но в целом, там все мягче, бережнее к психике студентов. Пока что не определилась, какой педагогический подход мне ближе: стул в студента — зато результат, или каждого хвалить, хоть и зная, что там без шансов.
Паоло Соррентино, Вадим Перельман, Михаил Сегал, теперь Бакур Бакурадзе — справедливо ли будет сказать, что личность режиссера имеет для вас особую роль? Как вы находите общий язык с такими авторами?
Я работаю на полном доверии, если чувствую, что режиссер точно знает, куда идет. Тогда можно отпустить контроль, отложить эго и просто следовать, войти в то, что он уже создал у себя в голове, расслабиться и позволить исследовать через себя. При этом стараюсь чувствовать баланс — когда стоит поддержать, когда уместно что-то предложить, а когда просто принимать и слушать.
«Жизнь дорогая, проще договориться»
Актер: Денис Парамонов
Роль: Сергей Трубецкой

Карьеру в кино Денис Парамонов начал подростком — снялся во второй части франшизы «Любовь-морковь». Затем были десятка три ролей в кино, от фильма-катастрофы «Метро» и драматического сериала «Красные браслеты» до «Лапси», «Детей перемен», «Плевако» и фильма «Здесь был Юра», получившего Гран-при III фестиваля актуального кино «Маяк». А еще Денис — актер МХТ им. Чехова и сам режиссер-постановщик нескольких спектаклей. В фильме Бакурадзе играет друга поэта Сергея Трубецкого, который верит, что друзья все-таки не дойдут до барьера и пистолетов.
Каким для вас был кастинг в эту картину?
Он был очень необычный, потому что, как правило, тебе скидывают сцену, учишь текст, приходишь, и вы пробуете. У Бакура был написан литературный сценарий, там было больше повествования, чем диалогов, похоже на книгу. На пробах стояла камера, сидел Бакур, курил, мы прочитали сцену. В следующий раз встретились через полтора месяца.
Как вы погружались во времена Михаила Юрьевича?
Ничего особенного не делал. У нас была слаженная команда художников-постановщиков, художников по гриму, костюму, выбранные локации помогали с погружением в эпоху. Было сложно с текстом, потому что люди тогда так не говорили. Но это работа артиста — присвоить текст. В итоге больших проблем не возникло.
Вы наверняка читали биографию вашего героя и то, что происходило с ним вообще, за пределами сюжета фильма. Не кажется ли вам, что Трубецкой сам достоин отдельного кино? Пытались ли вы учесть его романтичность, влюбчивость, авантюрность в работе над ролью?
Исторических картин снимается много, в том числе и в России — вспомним фильм «Пророк. Историю Александра Пушкина». Тоже ведь исторический проект, но в определенном жанре. Наш «Лермонтов», тоже исторический, но это уже другой жанр. Поэтому тут важно слышать и чувствовать интонацию, которую режиссер пытается донести до актера всей группы и, в итоге, до зрителя.
Про Трубецкого я читал много, но понимаю, что это кино, прежде всего, про Лермонтова, про последний день его жизни. Считаю, что любой человек заслуживает кино про себя, не только великий поэт. Каждый человек влюбляется, ссорится, сталкивается с предательством и сложным выбором.

Ранее вам нечасто приходилось играть в исторических кинопроектах или экранизациях классики (чаще — в театре). Что нового вам дает роль в «Лермонтове»? Как она расширяет ваши представления о себе, времени, кинематографе?
Исторических проектов правда было немного. Я вот даже не вспомню, были ли. По-моему, этот первый. Военные были. Опять же, все зависит от режиссера и его мысли. Второклассником я два месяца ходил на каратэ, потом бросил. Но запомнил слова тренера: если ты в не в кимоно, а просто в одежде, в юбке, шляпе, то все равно надо принимать бой, драться. В актерстве то же самое: неважно, что на тебе, мундир или пончо, или костюм супергероя, все равно играешь человеческие истории. Меняются вводные, а суть остается одна.
Для меня это главная идея фильма — по сути, друзья, люди из одной компании, вынуждены столкнуться из-за недомолвки, разногласия. Итог — смерть. Все решает сила момента. Может, прошло бы два дня и Мартынов передумал. И у Лермонтова поменялось бы настроение. Сегодня дуэлей нет, но у меня тоже бывали ситуации, когда я кому-то дерзил, а потом об этом жалел. В фильме гораздо больше тем, но это одна из важнейших. Как Толстой писал: «У русских это в крови — сначала грешить, а потом каяться».
Приходилось ли вам жалеть, что дуэли отменили? Когда вы в последний раз дрались?
Я рад, что дуэли отменили, потому что жизнь человека — дорогая, проще договориться и решить все мирно. Я один раз в жизни дрался — мне было девятнадцать. Повод был пустяковый: задели мою честь, решил ее отстоять. Не жалею, но я и не убивал никого. Просто подрался. Вообще стараюсь драк избегать, но если придется, то буду. А как иначе?
Стоит ли прощать гению шутки и подколы?
Склонен считать, что гений и злодейство несовместимы. Вопрос лишь в том, что для тебя злодейство. Представления о нем могут отличаться. Вообще, в компании парней все постоянно шутят. И даже обидно. И даже кто-то обижается. Одно дело, ты шутишь зло и едко, но с любовью, а бывает, что юмор унижает человека, тогда надо обозначить границы. А вот как распознать гения — не знаю.
По-вашему, талант — это дар или проклятье?
И то, и другое. Ровно две вещи, которые совмещает в себе эта колбочка. Проклятие — это, грубо говоря, плата за талант, у всех она разная. Поэтому у многих гениев печальная судьба. Не знаю ни одного абсолютно счастливого и проработанного гения, понимаю, что сам бы не хотел быть таким — лучше счастливым, чем гениальным. Посмотрите, как заканчивали жизнь многие наши талантливые люди.
Как вы относились к Лермонтову в школьные годы? Изменилось ли это после съемок?
У меня никакого отношения к Лермонтову в школе не было. Позже, когда я учился в колледже, работал в театре, оно сформировалось и проявилось в фильме Бакура. Я не думаю о нем, как о великом поэте, для меня больше важна его человеческая сторона и то, как влияют на жизнь странные поступки.
У Лермонтова в картине есть монолог о том, что «мы не способны на большие жертвы». А сегодня?
Думаю, что люди способны на большие жертвы. Не все. Очень индивидуальное качество. Но этот вопрос актуален не только для сегодняшнего дня, а для любого времени. То, что будет жертвой для одного, окажется совсем рядовым поступком для другого.
Как вы понимаете фразу из песни Высоцкого «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт?»
Если брать биографии многих поэтов и писателей — Блок, Тургенев, Достоевский, Маяковский, Есенин, Пушкин, Гоголь — это были нечастные люди. В этом смысле Высоцкий, получается, прав. Лучше уж писать не такие великие стихи, но быть чуточку более счастливым, не заканчивать жизнь самоубийствами и прочими трагическими поступками. Но это выбор каждого человека — быть несчастным гением или счастливым, но обычным человеком. Мне видится это как сделка, на которую один идет, а другой нет.
Кто вам ближе в смысле творчества? Пушкин или Лермонтов? Или Есенин? Или кто?
Лермонтов никогда мне так близок не был. Но есть Пушкин и будет всю жизнь. Купил недавно книгу Андрея Синявского «Прогулки с Пушкиным» — еще не читал, жду возможности. У него есть еще одна книга, «В тени Гоголя», нам посоветовал ее мастер Олег Кудряшов.
Много стихов наизусть знаете? Не только Лермонтова?
Ой, у Лермонтова, кажется, вообще не знаю ни одного стихотворения. Когда учился в колледже, у нас был предмет, где мы каждое воскресенье наизусть читали стихи. Тогда я много их знал. Это был такой спортивный интерес. Сейчас сильно меньше — не цитатками и отрывками, а целиком. Отпала нужда в этом, да и удовольствия от заучивания не испытываю.
Вы учились у Олега Кудряшова. Выпускники мастерской всегда были яркими, активными, объединялись, задумывали свой театр… Вообще, если вспомнить время десять лет назад, тогда был настоящий тренд: «Седьмая студия» Серебренникова, «Июльансамбль» Рыжакова, «брусникинцы» — мастерские становились мощными творческими объединениями. Есть ли такое сегодня? Как живут ученики Олега Львовича? Вы общаетесь? Контактируете ли с выпусками других лет? Что-то делаете вместе?
Есть театральный проект «а39», который затевался выпускниками Олега Львовича и ГИТИСа — сейчас в их постановках даже Саша Бортич участвует. Очень нравится, как он развивается, растет, становится театром для молодежи. Это уже такой бренд. Я там работал долгое время. То же самое — театр «Озеро».
Между выпускниками мастерских нет никакой конкуренции, мы все, особенно «кудряши», дружим — вот на днях на фестивале «Маяк» я смотрел фильм Сони Райзман («Картины дружеских связей»), там были студенты Леонида Иосифовича Хейфеца, выпускники Евгения Борисовича Каменьковича, и мы складно общались. Неважно, в какой мастерской ты учился, существует некая связь.
Как вы развиваетесь в режиссуре?
Работаю и буду продолжать. Я даже считаю это своим основным видом деятельности. Хотелось бы ставить больше спектаклей. Вижу, как моим однокурсникам удается выпустить по четыре-пять в год. Я успеваю два, максимум три. Один идет в «Пространстве внутри» (спектакль «Добыть Тарковского»), другой будет в Театре Пушкина (постановка по роману Аси Володиной «Протагонист»), еще один готовится как независимый проект. Сложно совмещать графики — я же еще работаю в МХТ им. Чехова, в кино снимаюсь. Надо поработать над распорядком, чтобы больше оставалось времени на режиссуру.
«Не замечаю недостатков в том, кого люблю»
Актриса: Вера Енгалычева
Роль: Екатерина Быховец

В кино Вера начала сниматься года два назад, и среди ее работ — сериал «Урок» с Юрой Борисовым, визуально эффектный дебют Ренаты Джало «На этой земле», драма «Фейерверки днем», где у нее главная роль, и вот теперь — новая картина Бакура Бакурадзе. Вера играет родственницу Лермонтова, с которой тот ведет задушевные, но важные для понимания его натуры беседы.
А вы что подумали про великого поэта после съемок?
Сложно поменять свое отношение к гению в принципе. Я, как обыкновенная женщина, не замечаю недостатков в том, кого люблю. Вернее, замечаю, но готова простить и принять слишком многое. Женщины любят за талант. И с этим сложно спорить. Все мы знаем, в каком возрасте Лермонтов писал свои стихи. Будь он нашим современником, я бы строила ему глазки на открытии какого-нибудь кинофестиваля.
Почему-то хочется спросить про вашу фамилию: знаете ли вы ее историю?
Фамилию своей героини, Быховец, только что загуглила: вспомнила что-то неконкретное, связанное то ли с белорусским городом Быхов, то ли с гончарным ремеслом. А моя фамилия Енгалычева имеет татарское происхождение: XV-XVI века, хан Янглыч. Якобы крестьяне этого хана и их роды впоследствии ходили под фамилией Енгалычевы. На гербе изображен черный орел. «Ян» означает «лук»; «кылыч» — «сабля». Судя по всему, я должна быть стойкой, бойкой, ну и так далее. Темной птицей, а не лошадкой.
Вы ученица Юрия Бутусова. Что самое важное из заветов мастера повторяете себе чаще всего?
Первое: «Ошибка — божья благодать». Второе: «Нет ничего лучше сомнения в самом себе, так как это сомнение — двигатель процесса, изменения, самосовершенствования».
Третье: Всё можно играть, ставить, снимать только про любовь. Четвертое: Время летит слишком быстро, чтобы врать себе. Нужно оставаться честным, хотеть большего, мечтать и не тратить время на всякую ерунду. Гнуть свою линию, так сказать. И верить, что выполнить божественные планы, нам, просто людям — под силу.
В дипломном спектакле по шекспировской «Буре» вы играли Просперо, в постановке Театра наций «Сато», по книге Рагима Джафарова, сыграли маленького мальчика. Как вам достаются такие разноплановые роли?
Не считаю именно эти роли разноплановыми. Где старик, там и мальчик. Вообще в театре — острохарактерные персонажи все мои. В отличие от кино, где я вообще не острохарактерный персонаж. Мне, например, никогда в жизни не достанется какой-нибудь супермегакрутой смешной эпизод. У меня просто не получится. Хотя очень бы хотелось.
А роли достаются такие, потому что Филипп Гуревич, режиссер «Сато», и Ваня Шалаев, режиссер «Бури», — чуваки, которые верят в меня побольше всех остальных, что безусловно дает свободу, благодаря которой ты, как актер, можешь прыгнуть выше своей планки.

У Лермонтова в картине есть монолог о том, что «мы неспособны на большие жертвы». А сегодня?
Я как утопист могу сказать — СПО-СОБ-НЫ!!! Пусть Михаил Юрьевич думает по-другому. А я буду верить, что способны.
Что вам надо было делать на пробах в «Лермонтова»?
У меня на пробах были все три сцены из фильма. Сначала мы с Бакуром просто их читали, потом были пробы с двумя Лермонтовыми. Фразы «вас пугает жизнь настоящая, и со стороны смотреть на это нестерпимо больно» и «мне кажется, что в одиночестве вы можете погибнуть» сразили меня, я прониклась безоговорочной любовью к этому тексту, сценарию. Летом 2024 года я на 10000% ощущала эти слова, мне кажется, это и «сработало». А у Ильи (Озолина, исполнителя заглавной роли), наверное, сработали носки, надетые под Birkenstock’и, что ли.
А вообще, мы просто читали сцены из сценария, пытаясь преодолеть этот «историзм», и текст казался удивительно «своим». Но до сих пор, я не верю, что Бакур утвердил меня в свой фильм. И что меня не уволили после первой смены.
Вы, кстати, поэзию любите?
«На фоне развернувшихся небес шел первый снег, и сердцу было грустно» (Борис Рыжий. — Прим. ред.). А еще: «И мы так долго рук не вынем из-под заломленных голов» (Борис Пастернак. — Прим. ред.)
«Кино надо в первую очередь ощущать, а не понимать»
Актер: Богдан Голощук
Роль: Алексей Аркадьевич Столыпин

Выпускника киноколледжа № 40 Богдана Голощука уже помнят по ролям в сериале «Домашнее поле» и «Сама дура». «Лермонтов» — новая серьезная работа в его актерской карьере: он играет Алексея Столыпина, еще одного друга Лермонтова, который надеется на благоприятный исход конфликта.
Знаете, почему вас утвердили?
Не знаю, наверное, как оно часто и бывает, понравился режиссеру, в данном случае Бакуру. На пробах была сцена, где мы втроем стоим за домом — мой Столыпин, Глебов и Лермонтов. Я отговариваю Мишу от дуэли, намекая, что, возможно, все можно разрешить иначе? После этого Бакур сказал, что мной свяжутся. Собственно, со мной и связались.
Как играть дворянина и вообще почувствовать себя в том времени?
Мы с Бакуром это немножко обсуждали. В самом начале съемочного процесса я к нему подошел — речь шла о произношении некоторых слов, конечно, иначе люди говорили. Бакур сказал простую, но существенную вещь: люди были тогда, люди есть и сейчас. Для него было важно, чтобы мы слишком себя не коверкали, а сохраняли органику, даже играя персонажей из другого времени.
Изменилось ли ваше отношение к Лермонтову после съемок? Со школы нас приучают к тому, что великий поэт пал жертвой какого-то военного выскочки (как и Пушкин). Но вникаешь в историю, и в великом поэте просматриваются заурядные черты: он выглядит жалким, иной раз глупым, хамом и неудачным шутником.
В каком-то смысле поменялось, конечно, при подготовке и просто при погружении в материал. Но это даже и классно. Это делает его более человечным. Я не люблю идеальных людей — просто по той причине, что их не существует. Когда человек этого не стесняется, у меня лично это вызывает чаще всего симпатию. Но Алексей Столыпин и Михаил Лермонтов все-таки являлись друзьями, и это я тоже имел в виду. Мы с Ильей (Озолиным) тоже сдружились.

Как распознать гения? И стоит ли делать скидку на это, прощать ему шутки и подколы?
Сложно сказать, что делает людей гениями. Для меня лично Илья Озолин и Бакур Бакурадзе — гении. Это люди, которые по-своему ощущают мир, и им удается транслировать это окружающим. Наверное, в этом есть их гениальность. Возможно, она как раз и заключается в умении уникально ощущать мир. Думаю, гениев много, просто не всем удается свое ощущение мира до людей донести.
Что лучше: уклониться от участия или стать сообщником другу в деле, от которого отговорить не удалось?
Если говорить о моем персонаже, Алексее Столыпине, то он хотел идти с Мишей до конца при любом раскладе. Пытаясь отговорить его от дуэли, он на самом деле понимал, что поединок скорее всего состоится. Но не сдавался.
Можете выбрать: справедливость или милосердие?
Все относительно. Но я бы выбрал милосердие, оно не предполагает мести и зла. А в справедливости зло может быть.
А тут: безопасность или справедливость?
Тяжело выбрать. Если отталкиваться от ощущений, то справедливость. А вот если выбирать между безопасностью и риском, то я бы поставил на риск.
Помните момент, когда поняли, что актерство может быть не просто хобби, а серьезным занятием на всю жизнь?
Наверное, на втором или третьем курсе. Я постепенно взрослел, и мой интерес к профессии с каждым годом укреплялся. Он у меня был с раннего возраста, но осознавать я это начал уже в киноколледже (Московской международной киношколе № 40). Я поступал туда в восьмой класс, мне было четырнадцать. Я очень любил Джим Керри, маленьким смотрел «Эйса Вентуру». Я и Леонардо Ди Каприо с Джонни Деппом любил, но Джим воздействовал на меня особенно. Мама водила меня на кастинги пару раз, но у меня не было никакого осознания себя в профессии. Просто было интересно заниматься, ходить в кружки. Только после поступления в киноколледж я стал что-то понимать. Очень благодарен этому месту, там я развивал свою чувствительность и человечность. Находил возможность сниматься — у меня, например, были работы в коротких метрах, роль в «Межсезонье», мизерная, но все равно опыт. Были ребята, кто учился два курса и уходил в высшие учебные заведения, в актерские институты. Я же хотел доучиться до конца — в этом и проявлялся мой осознанный выбор. Почему я не пошел на высшее? У нас в колледже было и театральное образование, но была возможность пробовать себя в кино, а оно мне было интереснее. Понимал, что служить в театре — не совсем про меня. При этом я люблю сцену, уважаю тех, кто работает на ней, восхищаюсь этими людьми, коллегами, друзьями.
У вас преподавала Иля Малахова (режиссер фильма «Привет, мама», соавтор сценариев к «Вызову», «Охотнику» и «Брату Дэяну»)?
Иля действительно была моим педагогом, она вела занятия в сценарной мастерской вместе с Игорем Викторовичем Кононовым. У нас в колледже каждое лето были экспедиции, сценаристы организовывали так называемый «киноинтенсив». Все собирались, получали задания и выполняли. Например, предлагалось снять этюд, а вечером представить его всем. На этих киноинтенсивах я и пересекался с Илей — очень благодарен и ей за свое умение разбирать и чувствовать кино. Вообще, думаю, что кино надо в первую очередь ощущать, а не понимать. У меня на самом деле есть интерес к режиссуре, однажды я хотел бы попробовать себя в этом деле.
Вы ведь еще и музыкант. Что музыка позволяет вам реализовать из того, что не удается в актерстве? Что вас вдохновляет на сочинение музыки?
Я — да, музыкант. Музыка больше похожа на режиссуру или на сценарное мастерство, нежели актерская деятельность. Здесь ты создаешь историю с нуля. Это полет, свобода, достаешь из себя, из подсознания смыслы. Вдохновляют чаще всего девушки, мои чувства к ним. Наверное, можно сказать — музы. А еще — события, переживания. В отличие от актерства в музыке больше свободе.
Интервью: Андрей Захарьев