Выбрать регион  RU
×
Архив номеров
Подпишитесь на новости от HELLO.RU

© Общество с ограниченной ответственностью "Медиа Технология", 2025.

Все права защищены.

Использование материалов сайта разрешается только с письменного согласия редакции и при наличии гиперссылки на https://hellomagrussia.ru/

Партнер Рамблера
Григорий Юрченко: “Я должен был научиться доверять собственному чутью”

Григорий Юрченко: “Я должен был научиться доверять собственному чутью”

Один из фаворитов проекта «Хочу к Меладзе», невероятно талантливый и харизматичный артист – был вынужден взять паузу в творчестве. Попав на проект «Ну-ка, все вместе!», он вернул себе ту страсть к музыке, которая всегда в нем жила. Григорий Юрченко о том, почему спустя 10 лет решил вернуться на сцену как артист, об отношениях с мамой, о готовности создать семью и о поддержке края, в котором вырос.

Теги: Музыка

Григорий, весь май вы посвятили кастингам проекта «Ну-ка, все вместе!», объехали всю страну от Владивостока до Санкт-Петербурга. Чем вас удивили участники кастинга? Где оказали самый теплый прием? В каком из городов живут самые талантливые артисты?

Знаете, в этом сезоне я отчетливо почувствовал: участники стали целеустремленнее. Если раньше талантливым ребятам порой не хватало внутренней решимости – той самой хватки, чтобы побороться за свое место под солнцем, – то теперь все иначе. Каждый, кто приходил, был готов бороться. Пели одну песню, потом просили спеть еще и еще – потому что не хотели упустить свой шанс. Видно, что они осознают масштаб и значимость проекта. За последние годы «Ну-ка, все вместе!» стал по-настоящему народным, узнаваемым не только в России, но и в других странах. И сегодня участие в нем – это уже не просто мечта, а реальный шанс стать узнаваемым на всю страну и даже за ее пределами.

Самый теплый прием, безусловно, был в Иркутске. Это мой родной город, город, где я учился, взрослел, формировался. Все совпало: и поразительно теплая погода, и потрясающий концерт, и невероятный зритель. Нас принимали так, как принимают дома – с искренностью, любовью, вниманием. В зале были мои земляки из села Кеуль, родные, друзья, преподаватели… И, наверное, именно это придало концерту такое душевное тепло. Два с половиной часа пролетели на одном дыхании – не только для нас, на сцене, но и для зрителей в зале. Это был один из тех вечеров, которые остаются с тобой навсегда.

А что касается талантов – они повсюду. Просто у ребят из регионов часто меньше уверенности в себе. Зато у них невероятная чистота и искренность. Конечно, многие яркие артисты уже переехали в Москву или Петербург – в поисках возможностей, сцены, аудитории. Но в каждом городе мы находили самородков. Таких, за которых хочется бороться, за которых хочется, чтобы о них услышала вся страна. И, надеюсь, вы совсем скоро увидите их в новом сезоне. Он уже не за горами.

Один из кастингов проходил в твоих родных краях. Знаем, что твоего родного села Кеуль Иркутской области, в котором ты родился и рос, уже нет. Что чувствуешь, возвращаясь на свою Родину? У тебя остались здесь родственники, поддерживаешь ли связь с одноклассниками?

Знаете, со временем Иркутск стал для меня настоящим домом. Моего родного села Кеуль, к сожалению, больше не существует. Оно осталось в памяти, в сердце и на старых фотографиях. Большинство моих земляков, включая мою маму, переехали в рабочий поселок Марково, кто-то – в Усть-Илимск, кто-то разъехался по разным регионам. Так или иначе, для меня теперь вся эта земля – один большой дом.

Когда я возвращаюсь, испытываю трепет и внутреннее волнение. Это одновременно радость и легкая грусть. Чувствую не только связь, но и ответственность – как будто возвращаюсь не просто как артист, а как представитель всех тех, кто когда-то мечтал, поддерживал, верил. Особенно трогательны были встречи с моими преподавателями и земляками, которые впервые за более чем двадцать лет увидели меня не на телеэкране, а вживую, на сцене. И это ощущение невозможно передать словами. Мы смотрели друг на друга – и будто время остановилось.

Конечно, мне бы очень хотелось чаще возвращаться в село, выступать на той самой сцене Дома культуры, где все началось, привозить туда друзей. Но теперь этим местом стал не только Иркутск, но и вся Иркутская область. Я принимаю это с благодарностью и стараюсь дарить свою любовь тем, кто остался, и тем, кто рядом.

Родственники у меня, конечно, остались. Мы поддерживаем связь, пусть и не так часто, как раньше. В детстве и студенчестве мы виделись почти каждую неделю, вместе проводили летние каникулы, ездили друг к другу в гости. Сейчас, конечно, встречи стали редкими – расстояния, работа, жизнь… Но чувство близости никуда не исчезло. Мы знаем: если понадобится – всегда придем друг другу на помощь.

С одноклассниками, за редким исключением, связь почти не сохранилась. Но есть одна особая история – моя одноклассница Алена Анкудинова. Мы вместе поступили в колледж, уехав из села Кеуль, а затем почти одновременно переехали в Москву. С тех пор, хоть и шли разными дорогами, мы всегда знали о судьбе друг друга. Сегодня Алена – артистка ансамбля «Русская песня» Надежды Бабкиной. Мы часто пересекаемся на съемках, в театрах, и это очень по-человечески ценно. Иногда достаточно одного человека из прошлого, чтобы в миг почувствовать: все, что было – не забыто.

Проект «Ну-ка, все вместе!» стал по-настоящему народным, после каждого выпуска в социальных сетях разгораются настоящие баталии. Ты всегда стараешься быть максимально объективным и объясняешь свою позицию. А как относишься к критике своих решений и оценок?

Я, безусловно, человек чувствующий. И, пожалуй, довольно эмоциональный. Но проект меня закаляет. Он учит быть спокойнее, объективнее, внимательнее к нюансам. Конечно, я стараюсь быть честным в своей реакции и, как правило, опираюсь на собственные ощущения, на слух, на музыкальную интуицию. За годы участия в проекте у меня, можно сказать, сформировался профессиональный внутренний камертон – это и насмотренность, и наслышанность, и, конечно, опыт. Все это помогает принимать решения в моменте, буквально по зову сердца.

Но я понимаю и принимаю, что мой взгляд – не единственно верный. Иногда мои оценки не совпадают с мнением большинства, и это нормально. Когда приходит критика, я не отмахиваюсь от нее. Наоборот – стараюсь прислушаться: а действительно ли я был прав? А не упустил ли что-то важное? А не был ли недостаточно внимателен?

Это всегда требует усилий, внутренней работы, еще большего спокойствия. И, отчасти, конечно, подобную критику слышать неприятно. Но именно такая обратная связь дает возможность расти – как профессионалу, как человеку, как участнику этого большого и важного проекта. Я благодарен каждому, кто смотрит. А особенно тем, кто спорит. Это значит, что мы все вовлечены. А это – самое ценное.

В шоу ты являешься одним из экспертов «сотни» с самого его начала. Как попал на проект? По твоим ощущениям, почему случился этот творческий симбиоз? Не было ли желания стать участником этого проекта?

На тот момент я уже работал за рубежом, фактически переходя из артистического амплуа в роль продюсера, занимаясь организацией масштабных культурных мероприятий. И вот – редкое стечение обстоятельств: я оказался в Москве по личным делам. Именно тогда и раздался звонок, который все изменил.

Позвонил мой друг, фотограф Владимир Широков. Он сказал: «Гриш, стартует интересный проект, меня приглашали, но я не смогу участвовать – я предложил тебя. Жди звонка». И действительно – вскоре мне позвонила кастинг-продюсер шоу. Она пригласила меня на генеральную репетицию, объяснила формат, рассказала, что и как устроено. Я приехал, рассказал о себе, о своем пути, об образовании. И уже на следующий день сидел в ряду сотни – вместе с девяносто девятью другими экспертами.

Что касается творческого симбиоза… Он сложился не сразу. Первый сезон был непростым. Я чувствовал себя немного чужим: вокруг яркие образы, мощная энергетика, харизматичные люди. Это вызывало внутренние сомнения, приходилось искать уверенность в себе. Были сложности с тем, чтобы быстро и четко аргументировать свою позицию – особенно в первые выпуски. Но с каждым сезоном, благодаря поддержке команды, продюсеров, дружбе с участниками «сотни» и просто накопленному опыту, я стал чувствовать почву под ногами все увереннее. Мы действительно стали друг другу близкими. Мы легко познакомились, но притирались долго – зато теперь это прочная связь, которой я очень дорожу.

Что касается желания стать участником проекта – оно было. В какой-то момент я даже начал представлять, какую песню мог бы исполнить. Фантазировал, как бы это выглядело. Но в итоге не решился – и, думаю, правильно. Потому что моя артистическая сторона все же была реализована: меня пригласили выступить с одной из самых ярких участниц проекта на первом гала-концерте в Кремле. А позже мы вместе пели и в других городах. Так что и артист, и эксперт – оба нашлись на своем месте.

В одном из недавних концертов ты проявил себя в качестве дирижера – это еще одна грань твоего таланта. Какими музыкальными профессиями ты еще владеешь? Какие хотел бы освоить?

Дирижирование – это то, с чего начинался мой путь в профессиональной музыке. После музыкальной школы я поступил в колледж именно на отделение хорового дирижирования, и это образование всегда было для меня фундаментальным. Тогда же у меня были первые успехи, связанные именно с этой профессией. Позже я даже преподавал дирижирование другим студентам – и, честно говоря, это был ценный этап и для меня, потому что ты сам учишься глубже, когда учишь других.

Со временем все немного изменилось. После колледжа я переехал в Москву, где уже учился как артист эстрады, больше пел, работал на сцене. Дирижерская практика отошла на второй план – и, наверное, я даже успел по ней соскучиться. Поэтому, когда появилась возможность снова встать за пульт – да еще и в Кремле, с оркестром и хором – это был по-настоящему волнующий момент. Очень живой. Тем более, что я не просто дирижировал, а еще и пел, деля сцену с одной из участниц проекта. Это был настоящий профессиональный и человеческий подарок.

Если говорить о музыкальных профессиях, которые мне близки – это, пожалуй, и есть все: дирижер, вокалист, руководитель коллектива. В детстве я учился по классу фортепиано, но, конечно, не считаю себя пианистом. Просто умею сесть за инструмент и что-то сыграть, когда нужно.

Что бы хотел освоить? Периодически думаю о том, чтобы научиться работать в музыкальных программах – писать аранжировки, создавать произведения в цифровом виде. Даже предпринимал попытки, но до дела руки так и не дошли. Посмотрим, может, придет время. Я не ставлю себе искусственных задач, но если почувствую внутренний запрос – обязательно попробую.

Значительную часть твоей биографии составляет работа в Русском доме в Берлине. Чему пришлось научиться, чтобы стать успешным в этой области?

Пришлось учиться буквально всему. Это был для меня совершенно новый вызов. Когда я только пришел – точнее, когда меня пригласили занять должность арт-директора, – все казалось достаточно формальным: оформление программ, координация мероприятий, легкая визуальная стилистика. Но очень быстро стало понятно, что предстоит гораздо больше.

Русский дом в Берлине – это огромное пространство, около 30 000 квадратных метров, с большой командой и насыщенной историей. Это крупнейшее зарубежное представительство Россотрудничества, и, соответственно, уровень ответственности и масштаб задач были очень серьезными. Многое в его работе на тот момент нуждалось в обновлении – морально, визуально, содержательно. Поэтому пришлось буквально перестраивать систему изнутри: от редизайна и структуры мероприятий до создания нового языка общения с публикой. Так я стал креативным директором, а вскоре совмещал эту роль с должностью начальника отдела по работе с общественностью.

Чтобы быть успешным в такой работе, мне нужно было не только освоить организационную логику, коммуникационные навыки, продюсерские инструменты, но и – что, пожалуй, самое важное – научиться еще больше доверять собственному чутью. Своей интуиции, своему вкусу, видению. Многие идеи тогда казались чересчур амбициозными – не только для внутреннего формата Русского дома, но и в целом для культурной дипломатии. Но именно они становились теми проектами, которые вспоминались, потому что не имели прецедентов. Их нужно было отстаивать, убеждать, реализовывать – чаще с поддержкой, иногда – просто собственными силами. Это была работа, требующая выносливости, мотивации и веры в результат.

Несколько лет эти два направления – Русский дом и проект «Ну-ка, все вместе!» – шли в моей жизни параллельно. Я занимался продюсированием в Берлине, а в моменты отпуска приезжал в Москву и снимался в программе. И со временем понял, что одно очень органично поддерживает другое. Организаторская точность помогала мне на съемочной площадке, а сцена возвращала ту эмоциональную свободу, которую в административной среде не всегда легко сохранить. В итоге именно этот баланс позволил мне вырасти – как профессионалу, и как человеку.

Свою карьеру артиста ты «перезапустил» спустя 10 лет со дня выхода в эфир проекта «Хочу к Меладзе!». Сложно ли было вновь «входить» в эту реку? Кто больше всего в тебя верил?

Да, это было непросто. За эти годы было многое: и взлеты, и падения. И, пожалуй, в какой-то момент я действительно смирился с тем, что больше не выйду на сцену в том качестве, в каком мечтал когда-то. Административная работа полностью поглотила меня, и, по сути, единственной ниточкой, связывавшей меня с творчеством, оставался проект «Ну-ка, все вместе!».

Но именно участие в нем многое изменило. Я смотрел на молодых артистов, на их страсть, живую энергию, целеустремленность и понимал: новое поколение буквально наступает на пятки. И не потому, что «надо уступать место» – места хватит всем. Но я вдруг осознал, что просто наблюдаю со стороны, вместо того чтобы действовать. И это ощущение тревожило.

Когда я ушел из Русского дома, то снова остался один на один с вопросом: а чем бы я действительно хотел заниматься? Что по-настоящему мое? И, кроме творчества, в голове не было ничего. Постепенно ко мне начала возвращаться вера в себя. Я стал снова заниматься, появлялись идеи, мечты, конкретные цели. Все это поначалу было неуверенно, шаг за шагом, с сомнениями. Бывают и сейчас моменты, когда опускаются руки. Но все равно я иду вперед, потому что знаю – это мое. Я снова завел этот маховик и теперь не хочу останавливаться. Все, что у меня есть – я ставлю на это: свое время, силы, ресурсы, мысли. И, наверное, поставил бы еще больше, если бы мог.

А кто верил? В первую очередь – друзья. Те, кто знал меня еще до всех перемен. Кто видел, чем я жил раньше, кто всегда напоминал мне: «Гриша, это твое. Ты не имеешь права просто так это оставить». И они были правы. Они верили в меня даже тогда, когда я сам уже не верил. И теперь, когда я вернулся, они рядом – и поддерживают еще с большим удовольствием. И я очень это ценю.

В твоем репертуаре – самые разные песни: и трогательная «Дежавю», и душераздирающая «Сердце в бинтах», и позитивная «Ноги». Какая музыка, какое настроение ближе Григорию Юрченко? По твоим ощущениям, ты уже нашел себя как артист или продолжаешь поиск?

Сложно выбрать что-то одно, потому что все это – обо мне. Просто каждая песня отражает разное состояние, разную сторону, разный период. «Ноги» – она, конечно, про энергию, про движение, про внутреннюю свободу, с которой я стараюсь идти по жизни, даже когда она подкидывает непростые ситуации. Я давно научился использовать легкость как способ не застревать в тяжелых моментах. В этом смысле – да, она очень моя.

Но в то же время и «Сердце в бинтах», и, скажем, «Нас бьют – мы летаем» – это не менее настоящие истории. В них – другой я. Более ранимый, открытый, без фильтров. Там нет дистанции между переживанием и звуком – это уже не роль, не образ, это просто прожитое. Поэтому и такие песни мне важны. Я не думаю, что они тяжелые – скорее, честные.

Конечно, эти жанры, настроения, эмоциональные регистры – они разные. И мне не всегда легко все это в себе совместить. Но мне важно не выбирать что-то одно, а быть живым, отзывчивым на то, что во мне звучит в данный момент. Я не знаю, что из этого понравится слушателю больше, что органичнее выстроится в концертной драматургии, что станет «моим лицом».

Нашел ли я себя? Скорее – продолжаю находить. У меня много интересов, идей, форматов, которые пока существуют только на уровне замысла. Что из этого станет частью моей истории, покажет время. А пока я просто иду дальше, пробую, слушаю себя. И в этом процессе – как раз и есть самое интересное.

Расскажи о своих отношениях с мамой. Насколько вы близки? Знаем, что в 2019 году ты одобрил ее выбор, когда она вновь собралась замуж – сейчас мама живет рядом с тобой, в Москве, или же осталась в родной Иркутской области?

Наши отношения с мамой, пожалуй, не назовешь простыми, но они честные. Все мое детство она посвятила работе и воспитанию нас с братом. Он старше меня на девять лет, и с тех пор как мы остались без отца – мне было тогда шесть – все легло на мамины плечи. Она старалась не сломаться, держать нас на плаву, не дать себе выгореть – ни физически, ни эмоционально. Конечно, в такой ситуации не до откровенных разговоров. Мы мало общались, не делились чувствами – просто потому что тогда это, в общем-то, и не было принято.

Когда я уехал учиться, расстояние между нами стало не только физическим, но и внутренним. Мы общались все реже. Но со временем, с возрастом, связь начала крепнуть. Мы оба начали возвращаться к тем моментам, когда были рядом, и осознавать, как мало мы тогда это ценили. Сейчас между нами тепло, уважение и доверие. Я поддерживаю маму во всем, чем бы она ни занималась.

Сейчас она живет за границей – уже год работает в Улан-Баторе, в Монголии. Заведующая по воспитательной работе в большой русскоязычной школе. Это был невероятный шаг – уехать, начать все заново, освоиться в новой стране. И в свои почти 65 лет мама приняла этот вызов с невероятным достоинством. Для меня это – настоящий пример силы и внутренней свободы.

Мы не так часто видимся, к сожалению – я еще не был у нее в Монголии, хотя очень хочу. Зато совсем недавно она приезжала в Москву в командировку, и мы провели вместе несколько чудесных дней. Просто были рядом, разговаривали, наверстывали то, чего нам, возможно, не хватало в юности. Сейчас каждый такой момент особенно ценен.

В настоящее время, когда твоя карьера стремительно развивается, ты готов создать семью? Или артисту нужно быть «женатым» на сцене, чтобы быть успешным?

Да, я готов. Я действительно хочу семью. Это очень простое, человеческое желание – быть рядом с близким человеком, с кем можно делить жизнь, моменты, тишину. Отчасти, моя семья сейчас – это мои друзья. Но я также понимаю: моя профессия требует полной отдачи. Чтобы что-то получилось на сцене, ты должен быть в этом с головой, и с сердцем, и с нервом. Почти как в настоящем браке – когда ты не на полуслове и не наполовину.

Наверное, раньше я думал, что все можно держать параллельно – и строить, и выступать, и не терять себя. А теперь понимаю: каждый выбор требует времени. И не всегда его хватает. Особенно когда становишься старше, и сил уже меньше, а осознанности – больше. Но я не жалею ни о чем. Потому что все, что было – и взлеты, и паузы, и перемены – все это сделало меня тем, кто я есть.

Я не делю себя на артиста и человека. Я стараюсь быть цельным. И сцена, и жизнь, и отношения, и ошибки – это все я. Я иду дальше, учусь, пою, ошибаюсь, снова пробую. И если на этом пути появится кто-то, кто будет рядом – я только скажу: «Спасибо». А если нужно будет снова взять паузу и пересобраться – у меня хватит на это мужества.

Мне кажется, главное – не останавливаться. Быть честным с собой. Сохранять огонь. Тогда и сцена, и семья, и путь найдут свое место. Я не знаю, как будет – но точно знаю, что к этому готов. В работе. В чувствах. В жизни.

 
Рейтинг материала: 4.88