Митя, признайся, ты сам признаешь цифры в своем паспорте?
(Смеется) Эмоционально и энергетически я себя на 50, конечно, не чувствую.
И не выглядишь.
Помню, как в год миллениума мне должно было исполниться 26. Я думал: это все, катастрофа, тушите свет. Я буду старым, никому не нужным и ничего не успею. Я всегда торопился жить, но, вот парадокс, забывал при этом о каких-то атрибутах взрослости. В свои 20–30 лет выглядел на 15. Во многом, конечно, благодаря генам и той юношеской наивности, которая и сейчас во мне есть. Поэтому, когда меня спрашивают, когда я уже перестану быть Митей и стану Дмитрием Анатольевичем, я всегда теряюсь с ответом. (Смеется)
Возможно, это какой-то следующий этап?
Не исключаю. Но за эти годы вот что заметил — в моей жизни многое происходит вопреки. Например, в детстве я сильно заикался. Из-за этого у меня были серьезные проблемы со сверстниками. Мама водила меня к бабкам, логопедам — ничего не помогало. Надо мной смеялись, передразнивали, я жутко комплексовал. Но это не помешало мне исполнить детскую мечту — стать артистом. В конце концов, в нашей стране и до меня были такие. Например, Спартак Мишулин или мой двоюродный дядя, известный актер Борис Хмельницкий, который тоже заикался, но, выходя на сцену Театра на Таганке, об этом изъяне начисто забывал. Вот с этим ощущением я и рос.
Получается, что любовь к сцене — это по наследству?
Скорее опять-таки вопреки. Ведь маленький мальчик Митя родился в Новосибирске в замечательной семье советских интеллигентов. Мама была инженером-патентоведом. Папа, которого, к сожалению, сейчас уже нет с нами, кандидатом технических наук, доцентом Новосибирского электротехнического института связи, при этом он прекрасно играл на гитаре. Все застольные вечера, а родители любили собирать гостей, заканчивались папиными гитарными дивертисментами. И моей подтанцовкой. (Смеется) Мне нравилось быть в центре внимания. Когда родители уходили, я включал пластинку и косплеил какого-либо исполнителя. Я мечтал о том, что когда-нибудь тоже буду петь со сцены. В советское время каста артистов была неприкасаема. Это были небожители, люди, которых все знали, которыми гордились и восхищались, инопланетяне. Под песни группы «Браво» я выдумал себе кучу дурацких сценариев, как однажды стану знаменитым, меня покажут по телевизору. Но заявить родителям, что хочу стать артистом, я не мог. Да они и не догадывались о моей мечте…
И мечтали о серьезной профессии для сына?
Да. Ее выбор оказался нечаянным. Дело в том, что в нашей двухкомнатной квартире, хрущевке на улице Народная, всегда жило большое количество разных животных — аквариумные рыбы, пудель, говорящий попугай, морские свинки, еж, уж… Поэтому, когда родители спросили, кем я хочу стать, я без раздумий ляпнул, что ветеринаром. Помню, маму это привело в замешательство. Быть ветеринаром на тот момент значило лечить скот. «Если хочешь лечить, будешь лечить людей», — сказала тогда мама. И вот совпадение: когда мы переехали в другой район Новосибирска, я перешел в школу, которая была прикреплена к новосибирскому медицинскому институту. После школы я поступил в этот самый институт и оказался на педиатрическом факультете. А на третьем курсе понял, что врачом не стану. Это серьезная профессия, которая должна стать призванием для человека. Он должен быть мотивирован спасать чужие жизни. А я такой ответственности взять на себя не смог. Меня манил другой мир. К тому времени я уже был желанным гостем на вечеринках в новосибирских клубах, на тусовках, которые только-только зарождались. А еще — вольнослушателем театрального училища.
Как ты туда попал?
Мой друг Андрей Бутрин учился в театральном. Однажды он позвал меня на одно из занятий. Я пришел, открыл рот от восхищения и больше оттуда не выходил. После пар в «меде» я бежал на занятия по актерскому мастерству, смотрел, как натаскивают студентов, и все больше понимал, что я и медицина — вещи несовместимые. Мастером курса была заслуженная артистка РСФСР Любовь Борисовна Борисова. Она мне помогла подготовить совершенно фантастическую программу — я читал Тургенева, басни Крылова, что-то из Горького и аккомпанировал себе на фортепиано Дебюсси. Плюс ко всему мы с Андреем сделали самобытный спектакль, который назывался «Сны Пьеро, или Танго «Желтый ангел» по мотивам песен Александра Вертинского. Я написал все аранжировки, мы вместе придумали костюмы и победили на конкурсе самостоятельных актерских работ в театре «Старый дом». А потом стали с этой программой разъезжать по корпоративам. Словом, не поступить в театральный я не мог. Поэтому, окончив медицинский и вручив маме диплом, я рванул в Москву — становиться артистом. И даже поступил во ВГИК на курс к Иосифу Райхельгаузу, режиссеру Театра современной пьесы, хотя конкурс был огромный — несколько сотен человек на место. В итоге не проучился там ни одного дня.
Почему?
Мне сказали: «Второе высшее образование в нашей стране — платно». Решил, что деньги как-нибудь найду. Я уже неплохо зарабатывал в зарождающемся тогда шоу-бизнесе Сибири. А тут еще поступило предложение попробоваться в музыкальную группу. Продюсер и поэт Эрик Чантурия и композитор-аранжировщик Павел Есенин искали ребят в свой проект. Я оказался на распутье. Думал: «Господи, мне уже 24 года. Это немало. Когда я закончу ВГИК, мне будет 30. И кому я буду нужен?». Хотя Чантурия и Есенин не давали никаких гарантий, я почему-то сразу поверил, что все будет серьезно и надолго. Поэтому забрал документы из института. Подумал, если судьба дала такую возможность стать артистом сейчас, я буду ее использовать. И не прогадал — в незабвенной группе Hi-Fi я проработал от звонка до звонка 10 лет. А после родилось еще одно вопреки. Я ушел из группы в сольное творчество, хотя многие мне говорили: «Ты сумасшедший. У тебя ничего не получится!». И приводили тысячу причин, почему я не должен этого делать. С тех пор прошло почти 15 лет — я до сих пор на сцене. Хотя, признаюсь, было время, когда у меня самого имелись серьезные сомнения по поводу правильности решения и карьеры вообще.
Как не удалось свернуть с пути?
Я верю, что любой человек — сам генератор своей реальности, и многое зависит только от нас самих. Но мы не живем в вакууме, мы живем среди людей. И я хочу, чтобы в этом интервью прозвучала огромная благодарность тем людям, которые протянули мне руку помощи и помогают до сих пор. После того как я ушел из группы, меня под свое крыло взял Макс Фадеев. Мне это было очень приятно, потому что прийти к такому продюсеру — ну как минимум круто. Макс внимательно выслушал мой музыкальный материал, состоящий в основном из песен еще никому не известного композитора Олега Влади, который впоследствии напишет много хитов самым ярким отечественным артистам. Фадеев пообещал помочь, но в силу своей занятости так и не смог написать для меня песню. Тогда мы выбрали композицию «Две земли», музыкальным продюсером стал композитор Дмитрий Дубинский. Клип на нее попал на телевизионные каналы, в интернет, песню подхватили радиостанции — это был мой первый шаг на пути к самоидентификации. Но не все было гладко. Я ведь привык много работать, а концертная история все не складывалась. Мне было рекомендовано подождать.
Ждать я не мог, не умею до сих пор. Для меня это мытарство. Каждый день предлагал разные пути развития ситуации, но прошло полгода — и ничего. Тогда был вынужден искать помощи на стороне. И на одном из концертов встретил своего старого друга, на тот момент креативного продюсера композитора группы «Винтаж» Алексея Романова, который мне в итоге написал много громких песен. Я стал завсегдатаем музыкальных премий. Они вернули меня в лоно популярности и востребованности. Я до сих пор благодарен Алексею за эту возможность, за те советы, которые он мне давал на первых порах — я слушался беспрекословно. Выпорхнув из гнезда Hi-Fi, я все еще чувствовал себя напуганным и несмышленым птенцом. В группе я был артистом с четкими дисциплинарными обязательствами, а теперь все казалось мне какой-то подпольной работой, нарушением моего привычного графика и комфорта. Я благодарен Сергею Балдину, который тогда возглавлял Warner Music — усилием этой структуры появилась на свет песня «Огни большого города», которая является прекрасным примером музыкального цитирования. Благодаря коммуникациям с западными лейблами мы получили разрешение на использование сэмплов британской группы Pet Shop Boys. Так что мир не без добрых людей, и они все еще продолжают появляться на моем пути…
Как и неожиданные дуэты. Один из недавних вы записали с Ириной Понаровской. Как вас свела жизнь?
Начну издалека — с моего нового альбома «Артист», который вышел в день моего рождения, 17 января. В нем всего пять песен, две из них мы уже анонсировали ранее. Это «Моя Москва» и «Полутона» — песня Алексея Романова, получившая «Золотой граммофон». У этой композиции душещипательная история. «Полутона» я собирался выпустить давно, но меня все время заворачивали, говорили: «Песня так себе. Для репертуара хорошо, а для того, чтобы делать ее самостоятельной, нет». Когда я все же решил представить песню, неожиданно умерла моя любимая собака Белоснежка. Ее не стало накануне релиза. Поэтому «Полутона» я решил посвятить ей. И тут происходит невероятное — песня, на которую никто не хотел делать ставок, как будто заново рождается, заходит в сердца, получает награду. К сожалению, людей трогают либо похороны, либо свадьбы, либо рождение детей. Так смерть близкого друга послужила причиной популярности этой песни.
Еще три песни альбома — это «Артист», которая является посвящением великому Вертинскому, «Лайза» — мой реверанс Лайзе Миннелли и ее фанфарным ролям, и песня «Шляпник», которую я хотел записать в дуэте. Кандидатур было много, и отклик нашелся в лице совершенно потрясающей дивы — Ирины Понаровской. «Шляпник» — песня, которая вдохновлена персонажами книги «Алиса в Стране чудес». Как оказалось, это произведение Льюиса Кэрролла мы с Ирой одинаково обожаем.
А вы были знакомы до этого?
Мы познакомились на проекте «Аватар». Ира сидела в жюри, а я был Артемоном. К тому моменту мы уже заочно договорились о дуэте. Тогда еще никто не знал о моем участии в шоу. И когда меня разгадали, мы с Ирой сразу поняли, что на одной волне. А потом в шоу «Дуэты» представилась возможность проверить и музыкальную совместимость. Мы исполнили «Слова, что ты не скажешь», которую пели Мазаев и Ветлицкая.
Раз уж мы заговорили о проектах, то не могу не спросить о шоу ТНТ «Выжить в Самарканде». Как тебя уговорили ввязаться в такую экстремальную историю?
Я благодарный участник, мне нравится пробовать себя в чем-то новом. А «Выжить в Самарканде» — это как побывать в центрифуге. Тебя как будто постирали, отжали, и вот ты в первозданном виде заново учишься, обновляешь свои рефлексы. За короткое время нужно поставить себя так, чтобы быть полезным, уместным и не показаться глупым. К тому же проявляется очень много важных социальных качеств, которые иногда теряются, когда ты живешь среди людей. Поэтому я с удовольствием принимаю такие предложения. Но в следующий раз, наверное, сто раз подумаю. Ведь шоу становятся все сложнее и хитрее. (Смеется)
Создается ощущение, что ты никогда не сидишь на месте — тебе важно, чтобы вокруг жизнь била ключом, постоянно что-то происходило. А существует ли Митя Фомин домашний — который спокойно сидит на диване, читает книжку?
Этот человек, конечно, существует в природе, но проявляется крайне редко. Вряд ли могу себя увидеть в таком состоянии гибернации, когда передвигаешься как улитка по гостиничному номеру и ни черта не делаешь. Хотя праздность, как и любому другому человеку, мне свойственна. Но если я уезжаю куда-либо отдыхать, то отдых у меня обычно очень активный. Я с удовольствием поеду на экскурсию, посещу какой-нибудь вечер почетных гостей, займусь спортом…
Насколько помню, ты еще и бегаешь везде, куда бы ни приехал.
Да, я коллекционирую беговые маршруты. Это мой способ разрядиться и обновиться, сродни медитации. Любознательность меня далеко уводит. Приезжая в новый город, я, как правило, прокладываю свой путь через парки, вдоль набережных, с удовольствием исследую местность, смотрю на жителей, наслаждаюсь любой обстановкой, даже если там минусовая температура.
А дом тогда для тебя — это что?
Прежде всего — место покоя. Я получаю удовольствие от отсутствия людей. Я из тех, кто пойдет в кинотеатр ночью. Вот недавно ходил на «Тещу» — смеялся во весь голос, один в пустом зале. И это так здорово! Не знаю, может, это из-за повышенной активности перед моим юбилейным концертом хотелось такого затворничества. Я очень люблю людей — впечатляться, заряжаться ими. Но в какой-то момент случается пресыщение. Для меня дом — это мой вакуум, моя крепость. Мне там уютно, спокойно и никто не мешает. А если мешает, то получает по шапке. (Смеется) Слава богу, мне есть с кем общаться и что обсуждать. Но иногда хочется просто потупить в телевизор. Вот вчера разжег камин, включил «По щучьему велению» и счастливо заснул. И в этом тоже есть радость жизни.
Несколько лет назад мы делали съемку в твоей квартире на Фрунзенской. А недавно узнали, что ты все там изменил. Такие перемены происходят неспроста?
Тот дом остался в моих и ваших воспоминаниях, и сейчас, когда я оказался на пороге заново отремонтированной квартиры, я не без сожаления вспоминаю, какой была моя прежняя и любимая. И предвкушаю, какие встречи и открытия готовит мне модный обновленный интерьер.
Я осознанно пошел на то, чтобы все поменять и отказаться от привычных ритуалов. Полезно обрастать новыми нейронными связями, но мозг при этом противится всему новому. Для меня это очередной челлендж.
Я хочу, чтобы новый дом, который создала архитектор Мария Степанова и дизайн-бюро MOPS Studio, не содержал ничего лишнего. После того как я вывез все вещи из предыдущей версии квартиры, увидел, какой девственной она может быть, запомнил это состояние, и теперь к каждому лишнему предмету интерьера, к каждой баночке, скляночке, платочку, носочку отношусь с презрением.
Это новый взгляд, новое видение и, надеюсь, новые перспективы. Очень сложно отказываться от того, к чему ты привыкал годами. Тем не менее мы на пороге нового меня. И второй половины моей жизни.
Какие планы на эту самую половину жизни? О чем сейчас мечтаешь?
Последние несколько месяцев я посвятил подготовке к юбилейному концерту 27 января в Vegas City Hall. Для моей команды это беспрецедентный по масштабу, уровню организации и подготовки проект, над которым работали десятки людей, а зрители летели на этот концерт со всей страны.
В феврале хочу выдохнуть, собраться с мыслями, хочу как можно дольше смаковать послевкусие этого процесса, который мне дался непросто. Буду больше времени проводить с семьей, поеду с мамой куда-нибудь отдохнуть. Может быть, заведу собаку. А потом с новыми силами поеду с этим концертом по стране, чтобы показать его в других городах.
Стиль: Ольга Романенкова
Макияж: Ольга Глазунова
Продюсер: Ольга Закатова
Ассистент стилиста: Полина Князева
Ассистенты продюсера: Елизавета Кондакова, Мария Голубева
Благодарим отель «Арарат Парк Хаятт Москва» за помощь в организации и проведении съемки