У Парижа есть удивительное свойство. Родина классики и классицизма, город на протяжении столетий остается образцом буржуазного консерватизма, но в то же время чутко реагирует на современные явления. Здесь отлично соседствуют Лувр и Центр Помпиду, они в равной мере любимы парижанами. Возможно, поэтому спектакли Кирилла Серебренникова с успехом гастролировали в столице Франции. Серебренников, как никто другой, умеет сочетать классику и современность, предлагая новое прочтение известным сюжетам, используя смелые, новаторские приемы. В течение месяца "Седьмая студия" давала спектакли французской публике и, несмотря на сложность восприятия театра на иностранном языке, неизменно вызывала бурные овации.
Кирилл, насколько совпали ваши ожидания с результатом?
Мы первый раз выехали на такие большие гастроли и не представляли, как примет западный зритель наш театр. Туда же часто приезжает Лев Додин, например, его знают и привыкли к нему, Петр Фоменко туда тоже ездил. Мы же для них новая труппа. И французские продюсеры, безусловно, волновались, тряслись перед премьерами. А когда был очевидный большой успех, очень радовались.
А вы волновались?
Я тоже волновался, от реакции ведь многое зависит. Все в нашем деле просто: понравились - позовут еще, не понравились - не позовут.
Возможность гастролей часто зависит от связей...
В общем, да, но это как раз такой приятный случай, когда нас именно выбрали. Конечно, вопрос связей в некоторой степени присутствует. Поскольку "Седьмая студия" постоянно работает с Давидом Бобе - вместе мы делали "Метаморфозы", он ставил "Гамлета" в "Гоголь-центре" - на нас обратили внимание французские продюсеры. Он - руководитель нескольких театров в Нормандии, успешный французский режиссер. Среди тех, кто приехал посмотреть наши спектакли, был, к примеру, Бенуа Андре, программный директор национального театра "Шайо". Ему понравились спектакли "Метаморфозы" и "Сон в летнюю ночь". Мы играли их в итоге по семь раз каждый, в огромном зале на полторы тысячи человек, полностью заполненном зрителями. Весь Париж был заклеен нашими афишами. Кроме того, играли "Гамлета" в знаменитом театре Соо, в предместье Парижа. И еще привозили "Метаморфозы" в город Кэн на севере Франции. В общем, достаточно большая поездка вышла.
Какая публика была в зале?
Русских среди зрителей мы видели очень нечасто. Приходили французские деятели культуры, прекрасные режиссеры, актеры, продюсеры, руководители Авиньонского фестиваля, приходили российские парижане - вся семья Спиваковых, Борис Акунин, Слава Полунин. Но преимущественно - французы.
Чем французский зритель отличается от нашего?
Внимательный, сосредоточенный. Сидит, слушает, не с расфокусированным детским вниманием, а собранно. После спектакля стоячие овации, никто не убегает в гардероб хлопая на ходу. Для них это человеческая норма поблагодарить за труд. У нас тоже очень хорошая публика, я ничего не говорю, мы в Гоголь-центре избалованы прекрасными зрителями, но там они умные и подготовленные.
Возможно, это потому, что развитие театра там опережает развитие театра здесь?
Я с вами не вполне согласен. Наш театр гораздо интереснее, чем современный французский театр. Во Франции, несмотря на дотации и инвестиции, театр переживает не самые лучшие времена. Тем не менее публика привыкла там к качественному театру, это и понятно: все-таки ты идешь в театр и видишь постановки Люка Бонди в "Одеоне", видишь Изабель Юппер на сцене. Во Франции театр - это национальный вид искусства, его уровень высок, и это, кстати, корреспондирует с уровнем жизни. Там люди привыкли к высокому уровню жизни, а это не количество денег, которые ты получаешь, а качество того, что ты можешь за эти деньги купить. У нас ни за какие деньги не купишь чистую экологию, хороший сервис, безопасность.
У вас были мысли пожить там, где безопаснее и чище?
Я жил и работал в разных странах, и воспринимаю Европу как родственную, близкую цивилизацию, я себя там чувствую очень комфортно везде. Просто с какими-то странами есть близость, с какими-то - нет.
Вы также всерьез интересуетесь Азией, и если все-таки выбирать что-то из двух полюсов, что ближе?
Культурно мне, разумеется, близка Европа, но Азия влечет как terra incognita, как место, которое имеет отношение к моим прошлым жизням. Вот я был в непальском Тибете и понимал, что это моя родина - я там был в каких-то жизнях. А вот в Непале - нет. В Китае - тоже нет, все величие признаю и потрясен им, но ничего не отзывается. А Япония - не просто отзывается, а кричит. Этому нет объяснения. В одном прекрасном месте ты ничего личного не чувствуешь, а в другом - восторг от каждой вещи.
Вы месяц провели в Париже. Удавалось отдыхать там?
Это, конечно, не отдых, а работа: каждый день репетируешь, каждый день играешь. Нашего артиста Филиппа Авдеева увезла скорая. Он сыграл подряд семь "Гамлетов" (он играет главную роль), и вроде ничего, потом сыграл еще "Сон в летнюю ночь", и тоже все нормально, а на "Метаморфозах" просто потерял сознание на сцене - сильнейшее переутомление. Кроме спектаклей, у нас еще дважды был перформанс в Лувре. Вместе с Давидом Бобе мы придумали сделать такой спектакль в зале скульптур, где зритель движется по длинному пути, артисты играют отрывки из "Метаморфоз", а переводчик рассказывает о памятниках искусства и переводит фрагменты из Овидия. До этого русские в Лувре никогда не играли, и французы были в известном потрясении. Ну, представьте, к примеру, в Лувре серьезный досмотр вещей, туда не попадешь даже с тюбиком краски, а наш Никита Кукушкин нашел и принес банку из-под краски, чтобы барабанить по ней во время представления.
Когда вы впервые оказались в Париже?
В студенческие годы, поехал просто посмотреть. И не понравился мне город.
Снобизм такой юношеский?
Нет, это вот та самая связь: "мое-не мое". У меня первой заграницей в жизни был Лондон, и он меня сразу принял. А Париж, при том, что я знал французский, - не произвел впечатления. Но это и неважно. Прошло много лет, я приехал со своей студией, нам в этой поездке было очень хорошо. И теперь я увидел Париж совершенно по-другому.
Москву вам удается иногда воспринимать отстраненно?
Конечно. Это же не мой родной город, я сюда приехал пятнадцать лет назад. Я к нему отношусь спокойно. Относился с придыханием, если честно, но на глазах он разрушается и теряет свои прошлые теплые человеческие свойства, становится какой-то вражеской территорией. Вот мне очень нравится, как при Собянине сделали скверы, парки, пешеходные зоны. Это очень здорово! Но... Знаете, когда из точки А в точку Б едешь четыре часа, ты в итоге покупаешь себе велосипед. И вот на нем я из дома, с Остоженки, приехал в "Гоголь-центр", на грех надев какую-то белую рубашку. Приехал в черной, потому что ездить, в общем-то, можно только в респираторе. Нам всем нужно бороться за экологию Москвы. Это вопрос жизни и смерти. Но сомнений в том, что Москва - это великий город, с настоящей энергией, нет, поэтому сюда возвращаешься за драйвом. И здесь его находишь.
Какой момент из нынешних гастролей вы сохраните как личный флешбэк?
День рождения Паши Каплевича: едем из театра на Монмартр, в кабачок, где сидела вся "новая волна" французского кинематографа. Там очень шумно, тесно, я спрашиваю: "Паш, почему ты выбрал это место?". Он говорит: "Пойдем, покажу!". Мы спускаемся вниз, и я узнаю обстановку из сцены "Танго в Париже", когда герои попадают в дансинг. Этот зал там, внизу, сохранился в полной неприкосновенности. И вот эта живая история и соседства большого искусства очень приятна.
Текст: Елена Кузнецова