Еще больше новостей в нашем Telegram-канале, группе ВКонтакте и канале Яндекс.Дзен
______________________________
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Имя выпускника ГИТИСА и звезды театра им. Ермоловой Сергея Кемпо пока еще не так широко известно зрителю, хотя громких проектов в его биографии немало. Он играл курсанта Кепа у Никиты Михалкова в «Утомленных солнцем 2. Противостояние», перевоплощался в хоккеиста Евгения Зимина в «Легенде № 17», был бортпроводником в «Экипаже». Роль переводчика Игоря Волгина в «Нюрнберге», детективно-шпионском триллере по роману Алексея Звягинцева «На веки вечные», — первая по-настоящему большая роль Кемпо в кино, которая, как признается актер, досталась ему по счастливому стечению обстоятельств и всему вопреки. Сергей Кемпо:
Режиссер Николай Лебедев, с которым мы уже работали ранее, вспомнил обо мне. На роль Волгина пробовались и другие артисты, но в итоге утвердили меня.
“Мне кажется, вопрос известности — дело десятое, – говорит Николай Лебедев. – В кино главное — интересная и хорошо рассказанная история. Важно, чтобы актер был по-настоящему талантлив и профессионален. И конечно, подходил для роли. Я работал и с большими звездами, и с начинающими артистами, многие из которых становились потом известными и популярными — с Екатериной Гусевой, Игорем Петренко, Константином Хабенским и другими. И скажу вам честно, начинающие часто дают фору профессионалам, поскольку в них есть ценнейшее качество: они еще не пресытились съемочной площадкой, фонтанируют энергией и желанием выложиться без остатка даже в самой крохотной роли”.
Харизматичного актера с «необщим выражением лица» Сергея Кемпо режиссер приметил еще на кастинге фильма «Легенда № 17», в котором предложил ему роль хоккеиста Зимина.
С Николаем Игоревичем я познакомился благодаря Макару Запорожскому, с которым мы тогда вместе играли в Театре Российской Армии. «Ты же в хоккей играешь? На пробы не хочешь сходить?» — Макар лично договорился с кастинг-директорами, чтобы меня посмотрели. Роль была маленькая, но вел я себя, конечно, как большая звезда: на съемках мне постоянно что-то не нравилось, я даже капризничал. «В своем возрасте вы много чего хотите, но мало что умеете», — однажды сказал мне хороший артист Борис Плотников. Действительно, мне тогда было всего 25 лет, я был отчаянным максималистом с присущей этому возрасту дуростью…», — вспоминает Сергей.
Лебедев как реагировал на ваши звездные замашки?
Ему надо отдать должное — другой на его месте бы палками погнал: «Не нравится у меня сниматься?! До свидания, выход — там!». Но Николай Игоревич был очень тактичным. После одной из смен он подозвал меня к себе и абсолютно спокойно спросил: «Сергей, а что вам не нравится?». Не помню, что я ему тогда сказал на эмоциях, наверняка что-то глупое — про сцены, про значимость моего героя. Хотя моя роль была крошечная, с одной только фразой: «Валера, вперед!». На театральном языке такое называют «Кушать подано!». «Если вас что-то не устраивает, вы сразу мне говорите. И мы вместе с вами попробуем вырастить из вашей роли что-то большее», — пообещал он и не обманул.
Позже он меня позвал на роль бортпроводника в «Экипаж», а в «Мастере и Маргарите» я был утвержден на роль Бездомного. Последний из этих проектов, к моему большому сожалению, не состоялся. «Фильма не будет. Очень жаль. Но ничего, мы еще поработаем», — сказал мне тогда Лебедев. Однажды утром раздался звонок: «Приходи на пробы. Нужно будет играть военного. Остальные детали пока не важны». И когда я увидел, что моей партнершей будет Люба Аксенова, понял: роль не второстепенная. Это, конечно, добавило волнения. От самой первой моей сцены до финальной я очень нервничал, хотя вида старался не подавать. Это была слишком большая ответственность и перед историей, разворачивающейся на экране, и перед режиссером — я просто не имел права не оправдать его ожиданий на мой счет.
«Нюрнберг» — первый в мировом кинематографе игровой полнометражный фильм о главном Нюрнбергском процессе, когда перед «судом народов» предстали бывшие руководители Третьего Рейха, обвиненные международным военным трибуналом в беспрецедентных военных преступлениях, преступлениях против человечности, создании концлагерей и лагерей смерти, убийствах мирных жителей и геноциде. На фоне этих событий разворачивается и личная история героя Сергея Кемпо — прошедшего войну, но еще молодого капитана Волгина. Рассказывает Николай Лебедев:
Когда-то, чтобы показать на экране заграницу, московские кинематографисты отправлялись в Ригу или Таллин. У нас была возможность выбрать более аутентичные объекты. Натуру мы по большей части снимали в Чехии. Страна граничит с Германией, архитектура схожая. Старинные европейские улочки, мосты, храмы, руины. А вот сам «Зал 600» — впечатляющий, в натуральную величину — был выстроен на «Мосфильме» художницей Юлией Чарандаевой именно таким, каким он выглядел осенью 1945 года. К сожалению, из-за пандемических запретов мы не смогли снять реальный Дворец правосудия в Нюрнберге, где проходил суд над нацистскими преступниками. Германия на тот момент была закрыта. Поэтому мы обратили свой взор на Калининград, где сохранилась немецкая архитектура. Уличные сцены вокруг Дворца правосудия снимались именно там.
Так совпало, что в первый же съемочный день в Чехии объявили локдаун, пришлось срочно возвращаться, - говорит Сергей Кемпо. - Ждать новой команды «Камера! Мотор!» пришлось почти год. Это была, конечно, с одной стороны катастрофа, с другой — у меня появилось время по-настоящему вжиться в персонажа. Мой Волгин — переводчик в составе советской делегации, участвующей в процессе. Но в Нюрнберг его привели не только эти события — он ищет своего брата, единственного близкого человека, оставшегося в живых. Перед съемками мы с Лебедевым очень много разговаривали о моей роли. Нам обоим не хотелось, чтобы Волгин предстал каким-то клишированным героем-героичем, которого ни одна пуля не берет, псевдопатриотом, которых так любят показывать в американских фильмах. Такие только выглядят крутыми, а копнешь — ничего от человека настоящего. Вот взять наших актеров, которые были на фронте — Смоктуновского, Этуша, Папанова, Никулина, — по ним ведь никогда не скажешь, что они прошли через ужасы войны и судьбы их искалечены. Напротив, те, кто был в этих обстоятельствах, не любят лишних воспоминаний. В моей семье об этом тоже почти не говорили. Только однажды бабушка упомянула про сестру, которая горела в бараке, подожженном фашистами. Поэтому с Николаем Игоревичем мы сразу решили: у Волгина должна быть драма внутри. Даже улыбка у него появляется только в конце — как вновь обретенное желание жить. «Поэтому юмор свой, пожалуйста, спрячь подальше!» — попросил меня Лебедев.
В фильме у вас романтическая линия с Любовью Аксеновой, как вам с ней работалось?
Играть любовные сцены всегда непросто, особенно когда с партнершей незнаком. С Любой мы впервые встретились на пробах в Москве, а когда приехали на съемки в Чехию, на первой же сцене нужно было играть настоящие чувства: поцелуи, объятия — герои давно не виделись. У меня не получалось — я ведь тогда Любу толком-то и не знал. Для подобных сцен нужно все-таки привыкнуть друг к другу немножко — между нами словно была стена. И Лебедев это тоже видел. После очередного провального дубля он, человек всегда сдержанный в проявлении ярких эмоций, не выдержал: «Ну что вы, не можете простую человеческую любовь показать?!». Люба тоже чувствовала это напряжение. «Так, все понятно с вами! Еще один дубль — и будь что будет!» — кричал Лебедев. Тогда Люба подошла ко мне и как-то так по-детски молча взяла меня за руку, как будто хотела сказать: «Ничего не бойся, я твой друг». И меня как пробило — все получилось.
А насколько сложным оказалось для вас играть закрытого и очень сдержанного человека?
В свое время я и сам был таким же. Открою вам тайну: актеры — это, пожалуй, самые закомплексованные люди. И на сцену они идут с одной лишь только целью — чтобы выразить себя, прикрывая свои страхи и слабости под маской своих героев.
Поэтому из подающего надежды футболиста вы решили переквалифицироваться в служителя Мельпомены?
И это было очень здравым решением, потому что сейчас смотрю на себя и думаю: ну какой я футболист? Но тогда, в 10-м классе школы, когда я из-за одной девочки пошел в театральный кружок, надо мной смеялись все мои друзья: «Серег, ну ты серьезно что ли?». А я просто стоял на сцене и сжимал в своей потной ладошке руку Маши — и чувствовал такой прилив адреналина, какого не было даже на футбольном поле. Потом мой преподаватель, которая была костюмером в театре, отвела меня на спектакль «Номер 13». И когда я его посмотрел, понял — хочу так же. Театральный брал штурмом целых три года.
Как родители отнеслись к вашему желанию быть артистом?
В первый год, когда прошел все творческие испытания, но провалился на последнем туре, родители даже не догадывались. Сами они не из творческих: мама — врач, папа — строитель. Для меня они желали какой угодно профессии, но только не актерской. Как люди советской закалки, родители считали, что надо идти туда, где можно хорошо заработать. Поэтому после провала в театральном я все же поступил в строительный институт — в семье вздохнули с облегчением. Только я своего желания стать актером не оставил и на следующий год попробовал снова, но провалился с треском, не дойдя даже до второго тура. Тогда решил, что попробую еще раз, а если снова не выйдет — брошу затею.
И третий раз заход в театральное оказался успешным?
Меня взяли в «Щуку» сразу на третий курс и сказали больше никуда не показываться. Но потом у них что-то переигралось: вместо бюджетного отделения мне предложили место на платном. На следующий день я пошел в ГИТИС на последнее прослушивание. И поступил! На курс к Борису Афанасьевичу Морозову. После выпуска я пять лет играл в Театре Российской Армии, который он возглавлял.
Поговаривали, уволились вы неожиданно…
Это действительно так. Заявление на стол Морозову я положил, не имея никакого представления, что будет дальше. Чистый юношеский максимализм — как-нибудь да выгорит. Я просто посылал запросы в космос…
Работа у Олега Меньшикова была одним из таких запросов?
К этому, кстати, тоже в своем роде причастен Николай Лебедев. С Олегом Евгеньевичем мы познакомились на той же «Легенде № 17». После съемок я позвал его на свой спектакль. Он пришел, посмотрел и пропал на три недели. А потом неожиданно снова проявился: «Я тебе позвоню, как будет роль», — сказал он мне по телефону. Первая моя роль в театре Ермоловой оказалась главной — мне предложили сыграть Дориана Грея. Тогда я отключил себя и полностью отдался в руки режиссера — лепите из меня что хотите. А когда увидел запись спектакля — после премьеры режиссер устроил просмотр для труппы, чтобы показать все технические детали, — я себя не узнал. Даже хотел сняться с роли, настолько неорганичным мне казалось мое присутствие на сцене.
«Увольте меня», — сказал я тогда Меньшикову, протягивая заявление. «А где же ты раньше был?» — ответил тот, предложив над ролью поработать вместе. К счастью, впереди был конец сезона. Я с позором, как мне казалось, отыграл несколько спектаклей. А потом было лето, за которое Дориан Грей стал частью меня самого. За этот урок и возможность я, конечно, очень благодарен Олегу Евгеньевичу. Мне вообще по жизни везет с учителями. На «Нюрнберге», например, я познакомился с потрясающим артистом — Евгением Мироновым. В фильме он играет моего начальника, полковника Мигачева.
На съемочной площадке он давал вам советы?
Но очень тактично: «Вот здесь давай по-другому попробуем. Тут на твоем месте я бы иначе посмотрел, попробуй». Между дублями мы сидели в палатке, где собирались актеры, и разговаривали на тему театра — мне все было интересно. Это был настоящий мастер-класс. И когда я узнал, что в его Театре Наций будут ставить «Кабаре», напросился на прослушивание: «Дайте шанс!». На следующий день меня позвали на пробы. И судьба подарила мне еще одного мастера, настоящую глыбу — театрального режиссера Евгения Писарева.
«Нюрнберг» — один из самых многообещающих и масштабных фильмов этого года. Готовы к тому, что после его выхода станете в один ряд с теми, о ком все говорят?
К этому я отношусь как раз очень спокойно. Может раньше, когда мне было 25, стать узнаваемым, популярным и было для меня чем-то очень важным. Сейчас же в этом вижу больше возможность открыть для себя новые двери.
Интервью: Елена Редреева
Фото: Иван Пономаренко
*ВЫРАЖАЕМ БЛАГОДАРНОСТЬ ОТЕЛЮ THE CARLTON MOSCOW В ОРГАНИЗАЦИИ СЪЕМКИ.